Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
Кто просил прон? бгг, доставлено. 1022 слова, янн-помню, как называется этот сквик (который чей-то кинк), а гуглить лень. занзас в роли ебомого. фудплей, эрка, поза наездницы.
нет матчасти, нет характеров, ничо нет. если я скажу "населена роботами", это же будет пошлость, да?)
Сжигать жир.
Пони и радуга, ЕВПОЧЯ
— Это моё новое изобретение! — прокричал Джаннини куда-то назад, влетая в кабинет через дверь. Влетая — это значит, на той самой тазообразной штуке, — единственной, надо сказать, полезной штуке, которую он пока что успел изобрести. Через дверь — это значит сквозь. За дверь Занзас почти обиделся: в Варии и так слишком многие совали носы не в своё дело. Впрочем, потянулся за чем потяжелее он совсем не из-за обиды: сбивать летучую хреноёбину в полёте всегда доставляло ему удовольствие. Не меньшее удовольствие ему доставляло ловить барахтающегося и беспомощного Джаннини. Рыхлый, мягкий, совсем не такой тяжёлый, как думали большинство его знакомых, — ведь жир весит куда меньше, чем мышцы и кости, — он очаровательно и возмущённо сучил ручонками. Просить опустить его на землю он перестал уже давно — стоило только пару раз выполнить эту просьбу. Джаннини представлял собой квинтэссенцию выученной беспомощности — его короткие ножки, пухлые настолько, что он не мог свести их вместе, не выдерживали его веса.
Занзас бережно опустил переставшего протестовать Джаннини в своё кресло. За долгие годы они почти перестали нуждаться в словах, да и загадочное изобретение Занзаса не волновало. Сегодня всё будет как всегда. Ужин стыл на столе, чудом не задетый всеобщим разгромом: истинно королевский ужин, паста, оливковое масло и много, много нежнейшей телятины с кровью. Именно такой кусок, ещё не остывший и чуть парящий, Занзас взял с тарелки. Он не пользовался никакими условностями вроде вилки — для многих слоёв жира Джаннини вилка, конечно, была неопасна, но зачем она нужна, когда мягкое полупрожаренное мясо так восхитительно сжимается под пальцами?
— Давай, — усмехнулся Занзас, — открывай рот.
Джаннини послушно впился зубами в стейк, его щёки ритмично заколыхались. Маслянисто поблёскивающий сок стекал с пухлых губ по подбородку, и Занзас не удержался — слизнул аппетитную струйку. Одежда Джаннини должна оставаться чистой, ведь ещё не время раздеваться. Занзас осторожно надкусил стейк с другой стороны, рванул на себя кусман ароматного мяса, — но Джаннини, конечно, не растерялся. Своими удивительно ловкими для таких объёмов ручонками он вцепился в оставшийся кусок и быстро затолкал его за обе щеки. Его лицо, и без того никогда не терявшее сходства с пучеглазым хомячком, сейчас приобрело вид огромной безволосой мошонки, сотрясающейся в оргазме. Да, точно. Мошонка Джаннини в момент оргазма выглядела именно так.
Занзас усилием воли заставил себя отвести взгляд. Они же ещё не закончили с едой.
Следующей на очереди была паста. Густые потёки томатного соуса пачкали и без того небезупречную рубашку Джаннини, как пятна крови, и предвещали охоту. Занзас растерзал бы эту жертву одними зубами, но было, было нечто, гораздо более приятное. Надо было всего лишь дотерпеть. Занзас никогда не отличался особым терпением, поэтому постарался отвлечься: стянуть с Джаннини ботинки, грязную рубашку и, наконец-то, брюки... Брюки его всегда остужали — тугая, явно произведённая по особой технологии ткань не желала рваться в его руках. Что и неудивительно: ткань эта была столь прочна, что выдерживала даже напор ляжек и члена Джаннини.
Кое-как расправившись со строптивыми штанинами, Занзас потянулся за следующим стейком. Дернул плечами, скидывая и без того распахнутую рубашку, шлёпнул ароматное мясо себе на грудь, провёл им вниз, к животу, к члену под слишком тугими штанами... Соус щекотал кожу, сбегая по ней тонкими липкими струйками. Занзас примостился на одной из широко разведённых необъятных ляжек, и Джаннини неожиданно резво стянул с него кусок мяса, начал его обсасывать и жевать, смешно перебирая толстыми губами. Это был знак.
Занзас воспользовался моментом, чтобы стянуть с себя штаны. Он был готов.
Он вытянул стейк из жадного рта, и, не отрывая глаз от тянущейся за мясом ниточки слюны, засадил обратно так, как засаживал в это горло член — враз, беспощадно, на всю длину. Тело Джаннини пружинило под ним, как пуховая подушка, сотрясалось, пытаясь подавить рвотный рефлекс, и задевало его яйца лёгкими, влажно-жирными, мимолётными касаниями. Да ни одна шлюха не умела так лизать.
Джаннини всё-таки сумел пережевать и проглотить этот кусок (и это его свойство было главной причиной, по которой Занзас редко давал ему в рот), — и теперь тоже был готов. Головка его члена, надутая, как багровый воздушный шар, но до смешного маленькая на фоне остального великолепия, наконец-то показалась из складок. Его толстые проворные ручки, перемазанные в слюне и мясном соке, крепко держали его за вымазанную в жире и соусе задницу. Его ловкие пальцы ввинчивались в анус — два сразу, вызов, который задница Занзаса научилась принимать совсем недавно. Надо три, подумал Занзас, когда Джаннини оставил в покое его задницу, перекатился и зачерпнул пригорошню оливкового масла, которую и опрокинул на свой член. Не стал размазывать, видимо, опасаясь кончить до срока, развалился в кресле, накрыв жировыми складками все выступы, и заурчал нетерпеливо и пригласительно. Занзасу иного и не требовалось.
Устроив коленки на мягком теле, Занзас старательно насадился на огромный заплывший жиром член, который не помещался, словно старался выскользнуть из жаждущего зада, — но Занзас не сдавался. Наконец, насадавшись полностью, Занзас сжал бёдрами рыхлые бока Джаннини, прохрипел "Давай", — и тот задвигался. Это было похоже на сёрфинг на крутых волнах. Занзас стискивал колени, словно старался выжать из Джаннини весь его жир, всю его запасённую энергию, — и вот наконец, она начала изливаться. Тело Занзаса словно прошивало снарядами изнутри, пока в него изливалась концентрированная энергия, снаружи же оно горело, словно его Пламя решило вспыхнуть по всей поверхности кожи. Тело же под ним выгибалось в конвульсиях и теряло в размерах. Занзас уже сам задавал ритм, бёдрами почти приподнимая Джаннини над креслом. Он чувствовал себя так, словно мог летать, — впрочем, он и впрямь мог бы. Это было наслаждение, от которого очень трудно оторваться. Впрочем, его тело тоже имело свои лимиты, и именно тогда, когда его правое колено уткнулось в позвоночник, а левое — в сиденье, он наконец кончил. Просто и физиологически изматывающе излился на всё ещё полного, но уже совсем не необъятного Джаннини, и рухнул на него, как на вымазанную в сперме и томатном соусе подушку.
Лишь несколько минут спустя он сумел подняться. Кое-как добрёл до одного из шкафов, в котором были припасены полотенца и обтёрся. Сейчас его ждёт душ и плотный ужин, а после — не меньше суток сна. Жрать после подзарядки всегда хотелось просто зверски.
Когда Занзас вернулся, вымытый, голодный и сонный, Джаннини мылся — в этом его летающем тазу был, подумать только, встроенный душ.
— Это моё новое изобретение, — объяснил он, опуская лобовое стекло и потупив взор. — Протяни мне, пожалуйста, мои брюки.
— Когда мне прийти снова? — спросил Джаннини, поднимая в воздух свою левитирующую хрень.
— Когда достаточно разъешься, — расхохотался Занзас.
Они оба знали, что это случится скоро.
URL
14.01.2013 в 22:32
Кто просил прон? бгг, доставлено. 1022 слова, янн-помню, как называется этот сквик (который чей-то кинк), а гуглить лень. занзас в роли ебомого. фудплей, эрка, поза наездницы.
нет матчасти, нет характеров, ничо нет. если я скажу "населена роботами", это же будет пошлость, да?)
Сжигать жир.
Пони и радуга, ЕВПОЧЯ
— Это моё новое изобретение! — прокричал Джаннини куда-то назад, влетая в кабинет через дверь. Влетая — это значит, на той самой тазообразной штуке, — единственной, надо сказать, полезной штуке, которую он пока что успел изобрести. Через дверь — это значит сквозь. За дверь Занзас почти обиделся: в Варии и так слишком многие совали носы не в своё дело. Впрочем, потянулся за чем потяжелее он совсем не из-за обиды: сбивать летучую хреноёбину в полёте всегда доставляло ему удовольствие. Не меньшее удовольствие ему доставляло ловить барахтающегося и беспомощного Джаннини. Рыхлый, мягкий, совсем не такой тяжёлый, как думали большинство его знакомых, — ведь жир весит куда меньше, чем мышцы и кости, — он очаровательно и возмущённо сучил ручонками. Просить опустить его на землю он перестал уже давно — стоило только пару раз выполнить эту просьбу. Джаннини представлял собой квинтэссенцию выученной беспомощности — его короткие ножки, пухлые настолько, что он не мог свести их вместе, не выдерживали его веса.
Занзас бережно опустил переставшего протестовать Джаннини в своё кресло. За долгие годы они почти перестали нуждаться в словах, да и загадочное изобретение Занзаса не волновало. Сегодня всё будет как всегда. Ужин стыл на столе, чудом не задетый всеобщим разгромом: истинно королевский ужин, паста, оливковое масло и много, много нежнейшей телятины с кровью. Именно такой кусок, ещё не остывший и чуть парящий, Занзас взял с тарелки. Он не пользовался никакими условностями вроде вилки — для многих слоёв жира Джаннини вилка, конечно, была неопасна, но зачем она нужна, когда мягкое полупрожаренное мясо так восхитительно сжимается под пальцами?
— Давай, — усмехнулся Занзас, — открывай рот.
Джаннини послушно впился зубами в стейк, его щёки ритмично заколыхались. Маслянисто поблёскивающий сок стекал с пухлых губ по подбородку, и Занзас не удержался — слизнул аппетитную струйку. Одежда Джаннини должна оставаться чистой, ведь ещё не время раздеваться. Занзас осторожно надкусил стейк с другой стороны, рванул на себя кусман ароматного мяса, — но Джаннини, конечно, не растерялся. Своими удивительно ловкими для таких объёмов ручонками он вцепился в оставшийся кусок и быстро затолкал его за обе щеки. Его лицо, и без того никогда не терявшее сходства с пучеглазым хомячком, сейчас приобрело вид огромной безволосой мошонки, сотрясающейся в оргазме. Да, точно. Мошонка Джаннини в момент оргазма выглядела именно так.
Занзас усилием воли заставил себя отвести взгляд. Они же ещё не закончили с едой.
Следующей на очереди была паста. Густые потёки томатного соуса пачкали и без того небезупречную рубашку Джаннини, как пятна крови, и предвещали охоту. Занзас растерзал бы эту жертву одними зубами, но было, было нечто, гораздо более приятное. Надо было всего лишь дотерпеть. Занзас никогда не отличался особым терпением, поэтому постарался отвлечься: стянуть с Джаннини ботинки, грязную рубашку и, наконец-то, брюки... Брюки его всегда остужали — тугая, явно произведённая по особой технологии ткань не желала рваться в его руках. Что и неудивительно: ткань эта была столь прочна, что выдерживала даже напор ляжек и члена Джаннини.
Кое-как расправившись со строптивыми штанинами, Занзас потянулся за следующим стейком. Дернул плечами, скидывая и без того распахнутую рубашку, шлёпнул ароматное мясо себе на грудь, провёл им вниз, к животу, к члену под слишком тугими штанами... Соус щекотал кожу, сбегая по ней тонкими липкими струйками. Занзас примостился на одной из широко разведённых необъятных ляжек, и Джаннини неожиданно резво стянул с него кусок мяса, начал его обсасывать и жевать, смешно перебирая толстыми губами. Это был знак.
Занзас воспользовался моментом, чтобы стянуть с себя штаны. Он был готов.
Он вытянул стейк из жадного рта, и, не отрывая глаз от тянущейся за мясом ниточки слюны, засадил обратно так, как засаживал в это горло член — враз, беспощадно, на всю длину. Тело Джаннини пружинило под ним, как пуховая подушка, сотрясалось, пытаясь подавить рвотный рефлекс, и задевало его яйца лёгкими, влажно-жирными, мимолётными касаниями. Да ни одна шлюха не умела так лизать.
Джаннини всё-таки сумел пережевать и проглотить этот кусок (и это его свойство было главной причиной, по которой Занзас редко давал ему в рот), — и теперь тоже был готов. Головка его члена, надутая, как багровый воздушный шар, но до смешного маленькая на фоне остального великолепия, наконец-то показалась из складок. Его толстые проворные ручки, перемазанные в слюне и мясном соке, крепко держали его за вымазанную в жире и соусе задницу. Его ловкие пальцы ввинчивались в анус — два сразу, вызов, который задница Занзаса научилась принимать совсем недавно. Надо три, подумал Занзас, когда Джаннини оставил в покое его задницу, перекатился и зачерпнул пригорошню оливкового масла, которую и опрокинул на свой член. Не стал размазывать, видимо, опасаясь кончить до срока, развалился в кресле, накрыв жировыми складками все выступы, и заурчал нетерпеливо и пригласительно. Занзасу иного и не требовалось.
Устроив коленки на мягком теле, Занзас старательно насадился на огромный заплывший жиром член, который не помещался, словно старался выскользнуть из жаждущего зада, — но Занзас не сдавался. Наконец, насадавшись полностью, Занзас сжал бёдрами рыхлые бока Джаннини, прохрипел "Давай", — и тот задвигался. Это было похоже на сёрфинг на крутых волнах. Занзас стискивал колени, словно старался выжать из Джаннини весь его жир, всю его запасённую энергию, — и вот наконец, она начала изливаться. Тело Занзаса словно прошивало снарядами изнутри, пока в него изливалась концентрированная энергия, снаружи же оно горело, словно его Пламя решило вспыхнуть по всей поверхности кожи. Тело же под ним выгибалось в конвульсиях и теряло в размерах. Занзас уже сам задавал ритм, бёдрами почти приподнимая Джаннини над креслом. Он чувствовал себя так, словно мог летать, — впрочем, он и впрямь мог бы. Это было наслаждение, от которого очень трудно оторваться. Впрочем, его тело тоже имело свои лимиты, и именно тогда, когда его правое колено уткнулось в позвоночник, а левое — в сиденье, он наконец кончил. Просто и физиологически изматывающе излился на всё ещё полного, но уже совсем не необъятного Джаннини, и рухнул на него, как на вымазанную в сперме и томатном соусе подушку.
Лишь несколько минут спустя он сумел подняться. Кое-как добрёл до одного из шкафов, в котором были припасены полотенца и обтёрся. Сейчас его ждёт душ и плотный ужин, а после — не меньше суток сна. Жрать после подзарядки всегда хотелось просто зверски.
Когда Занзас вернулся, вымытый, голодный и сонный, Джаннини мылся — в этом его летающем тазу был, подумать только, встроенный душ.
— Это моё новое изобретение, — объяснил он, опуская лобовое стекло и потупив взор. — Протяни мне, пожалуйста, мои брюки.
— Когда мне прийти снова? — спросил Джаннини, поднимая в воздух свою левитирующую хрень.
— Когда достаточно разъешься, — расхохотался Занзас.
Они оба знали, что это случится скоро.
URL