[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

22.11.2014 в 01:15

Аноны. Я безнадежно пьян, поэтому решусь. Тут кусок текста, который отчасти калиновый. Если у кого-то хватит терпения хотя бы на абзац предложений, скажите, стоит ли продолжать.
Вода в ванной была холодная, розоватая. Шоичи провел по поверхности пальцами, расплескал капли по груди, по затекшей шее.
На коврике для ног, под смятым мокрым полотенцем завибрировал телефон.
Шоичи недовольно заворочался в ванной.
-Да какого черта… - Трубка умолкла, и он ощутил слабый укол сожаления – не так он кому-то и нужен. Неважно даже, кому.
Бутылка шампанского ударилась о фаянсовый бортик, плюхнулась в воду.
Шоичи опустил лицо в ладони, отдышался. Поднялся, – капли стекали с побелевшей, почти посиневшей кожи – прошел в комнату, упал на кровать и уснул.

Стук. Громкий-громкий, навязчивый стук заставил его разлепить веки и поднять голову от подушки.
-Сеньор! Уборка номеров! Сеньор, откройте, пожалуйста!
Шоичи встал, надел халат, нашарил в кармане куртки чаевые и открыл дверь.
-Ничего не надо. – Сказал он пожилой горничной и вложил в ее мягкую загорелую ладонь купюру. Захлопнул дверь, потом привалился к ней спиной и приложил пальцы к вискам.
В голове гудело, плечи тряслись, из грудной клетки рвался кашель – а еще нестерпимо хотелось напиться.
«Нет», - подумал Шоичи, «Нет, только не сегодня».
Опустился на корточки, сжался в комок, сцепил руки на прижатых к груди коленях. Вжался спиной в плинтус.

Он очнулся через полчаса. Тяжело распрямился, тряхнул головой, бестолково пошатался по номеру. Спустил воду в ванной, выкинул пустую бутылку – а, вернее, поставил ее в с трудом закрывшийся бар. Попытался сесть за работу, но привычные схемы и графики плясали перед глазами письменами древних племен, Шоичи до боли всматривался в знакомые символы и не понимал их значения.

К вечеру он успел шестнадцать раз открыть и закрыть файл с собственными наработками, съесть яблоко, выблевать его в туалете, два часа пролежать лицом в подушку и откупорить бутылку ликера.
Примерно на третьем глотке Шоичи подумал: «Как я до этого докатился?» - и инстинктивно прикрыл глаза рукой, защищаясь от тяжелых мутных воспоминаний.

***
Классная руководительница нависала над столом, уперев пальцы в столешницу, и переводила взгляд с одного стоящего перед ней мальчишки на другого.
-Ну? – спросила она, сжатые в тонкую линию губы едва шевельнулись, – Зачем ты сделал это с журналом?
Шоичи съежился, а его приятель, Такео, весело прищурил глаза – впрочем, учительница этого все равно не увидела, так низко он опустил голову.
-Токугава-сенсей… - Осторожно начал Шоичи, но классная руководительница остановила его движением руки и понимающе склонила голову.
-Я знаю, что ты ни в чем не виноват, но директор увидел вас вместе, а для того, чтобы доказать твою невиновность, нужно, чтобы Татсукава рассказал, как все было.
Она снова перевела взгляд на Такео
-Как тебе пришла в голову идея сжечь журнал? Зачем ты это сделал?
Зачем-зачем. Шоичи задал ему тот же вопрос час назад.
«Просто мне скучно», - пожал плечами Татсукава и поманил его на спортивную площадку. Там они развели костер – у Такео нашлась в кармане зажигалка – и, по очереди вырывая листы, с хохотом кидали их в огонь.
Они здорово повеселились, если бы не заметивший сначала дым, а потом и их самих директор, Шоичи бы сейчас не стоял перед столом классной руководительницы, сжимая пальцы в карманах форменных школьных брюк.
-Ты хороший мальчик, Шоичи. Я верю, что идея с журналом принадлежала исключительно Татсукаве, – снова заговорила учительница, вызвав в нем сразу и постыдное облегчение, и гнев, и жгучую обиду.
Последняя была сильнее всего.
«Хороший мальчик». Шоичи слышать больше не мог про «хорошего мальчика». Он не хороший, он просто дурак, которому бы даже в голову не пришла такая классная мысль, ясно?
Тогда он открыл рот и сказал это, глядя преподавательнице в лицо.
А потом в школу вызвали его родителей. Ну, и Татсукавы, конечно, тоже.

***
Шоичи сидел дома. Он был наказан впервые в жизни. Отлучен от компьютера, телевизора и видеоигр. Последнее было совсем бесчеловечно, но, вспоминая причину наказания, он испытывал гордость, которая помогала пережить все остальное.
«Вы должны повнимательнее приглядывать за ним, Шоичи-сан. Дурное влияние Татсукавы сказывается на многих подростках, но от вашего сына я такого не ожидала». Мать после этого неделю с ним не разговаривала, сестра бросила только: «Придурок» и перестала обращать внимание, а Шоичи думал, что все, вообще-то, получилось совсем не смертельно – если бы факт его непослушания еще не приписали «дурному влиянию»…
«Интересно», - думал Шоичи, сидя в кресле с учебником физики, «Я, когда вырасту, тоже начну выражаться как умственно отсталый?»
Он вдруг представил себя таким, каким он станет через десять лет: застегнутый на все пуговицы выпускник технического института посмотрел на него из будущего то ли затравленным, то ли заносчивым взглядом.
Шоичи передернуло.
-Ужин! – услышал он короткий крик. Пришлось отложить учебник и пройти на кухню. Сестра уже доедала свой суп, изредка отвлекаясь на лежащую рядом с ней книгу: что-то то ли по психологии, то ли по психиатрии, очередной Юнг или Крепелин – Шоичи в них откровенно путался, да и вообще не понимал смысла выбранной сестрой специальности. Что за радость копаться в человеческих мозгах? Но та драла нос так, будто в дальнейшем ее ждала, по меньшей мере, Нобелевка.
Он пожал плечами, сел за стол и без энтузиазма посмотрел на тарелку с гренками. Перед ним со стуком опустилась белая миска с супом.
Шоичи взялся за палочки.
-Спасибо! – сестра, не отрываясь от книги, встала и, утирая губы, ушла заниматься.
А он остался давиться лапшой и бульоном под пристальным взглядом матери. Не выдержав через пятнадцать минут, Шоичи отложил палочки и вскочил.
-Спасибо.
-Шоичи! – мать остро глянула на него, заставив вздрогнуть от неожиданности, – Сядь. Нам нужно поговорить.
«Только не это». – Подумал он и сел.
-Я хочу услышать внятные причины, заставившие тебя сделать то, что ты сделал и сказать то, что ты сказал.
«Почему нельзя сформулировать по-человечески?» - он поморщился. - «Сделать, сказать… Сжечь журнал и признаться в том, что не стыдно! Вообще не стыдно». - Понял он и приподнял уголок губ.
-Я сказала что-то смешное?
-Нет, что ты. – Шоичи посмотрел в лицо матери: хмурое, усталое, и спонтанно вывел для себя правило: «Никогда не говорить о том, что испытываешь по-настоящему».
-Мне очень стыдно, – начал он, тщательно подбирая слова, – Не знаю, что на меня нашло. Я даже не понял, чего он хотел… Все само собой получилось. - Шоичи беспомощно развел руками и опустил голову.
Мать долго молчала, постукивая по столу указательным пальцем.
-Шоичи, я хочу, чтобы ты понял. Я не принуждаю тебя ни к чему, если произошедшее – вина нехватки свободы – ты ведь думаешь, что я перекрываю тебе кислород, верно? – то, пожалуйста, запомни мои слова – делай все, что считаешь нужным. Но, ради Бога, никогда не позволяй себе переступать закон. Дело ведь не в журнале. Хотя да, ты уничтожил официальный документ, мне пришлось заплатить штраф и объясниться с директором… Дело в твоей позиции: почему ты решил, что можешь поступить так с вещью, которая тебе не принадлежит? Почему…
Мать еще что-то говорила, а Шоичи медленно качал головой – не верил.
Простые и правильные вещи, сказанные ей, искажались, извивались и приобретали обратный смысл.
«Остановись», – попросил он, – «Не надо».
Шоичи не хотел видеть в ней человека, он не смог бы сделать ничего больше, если бы знал, что дома его ждет это. Не раздражение, не ругань, не непонимание.
Он стал бы беспомощен.
Шоичи представил, что жалкая порча школьного имущества станет последним, что он действительно совершил – на глаза чуть не навернулись слезы – и закусил губу. Поднял защиту:
-Тебе… кажется. Мам, тебе, правда, кажется. Я даже не знаю, что сказать. – «Почему ты не можешь быть обычной матерью? Почему ты меня мучаешь? Что ты ко мне прилипла, в конце концов?!» - Просто… Я нечаянно. Я больше никогда так не сделаю. Честное слово.
Она подняла на него понимающий взгляд, тонкий рот расползся в улыбке, в глазах мелькнула горечь.
-Ну ладно. Иди. Твое наказание отменяется.
Шоичи кивнул и поспешил в прихожую. Сдернул старую осеннюю куртку с крючка и выбежал в подъезд. На улицу. Подальше от дома.

***
Шоичи греет пальцы в кармане чужого пиджака. Он зря не одел толстовку, погода черте какая – косой дождь, мелкие бисеринки града, продувающий насквозь ветер.
Рядом – высокий светловолосый однокурсник. Или не однокурсник? Какая разница. Они учатся в одном университете, а Джон или Джек… Шоичи путался в европейцах даже после полугода жизни в Калифорнии.
-На каком ты факультете? – Все-таки спрашивает он через некоторое время, устав гадать.
-Радиофизика, – отзывается блондин, – А что?
Шоичи пытается дать ему иное определение – безликое, туповатое «блондин» ему не нравится, он всматривается в широкоскулое лицо, в серые глаза, поджатые губы и понимает – да. Просто «блондин». Даже имя можно не запоминать.
-Нет, ничего. Пошли ко мне.
Зря он, наверное, это предложил. Шоичи противоречит своему же собственному правилу: «Никогда не спать с коллегами», но на улице так холодно, а Джон или Джек так спокоен… к тому же, он все равно уже засунул руки ему под куртку – и тот, кажется, не против. В общем, ничего страшного не случится, если они разок трахнутся.

Шоичи ненавидит американское метро. Толкотня, давка, узкие лестницы – но рядом с его универом снять можно было разве что угол под ванной, а жить в кампусе оказалось невыносимо.
Они поднимаются в небольшую квартирку под самой крышей – Шоичи предлагает Джону или Джеку чай, но тот без лишних предисловий стягивает рубашку, и Шоичи радуется, что не нужно придумывать поводы для беседы.


URL

@темы: Шоичи, мини