Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
14.06.2014 в 16:18
Еще арбуз, на фразу "пустая бутылка". Продолжение "сезонного обострения.
примерно 530 словСавада празднует победу в гордом одиночестве - закрывшись у себя в кабинете и глуша шампанское прямо из горла. Ему, вежливому до зубовного скрежета японскому выскочке, чертовски не идет быть таким: мрачным, пьяным и сумасшедшим. - Ты меня радуешь, Савада, - с удовольствием выговаривает Занзас, наблюдая за ним от двери. В кабинете непривычно пусто. Наверное, Занзас слишком привык к гробу, вносившему в обстановку любопытный элемент безысходности. - Наслаждайся, - щедро разрешает Цуна, делая еще один жадный глоток. Занзас отрывается от дверного косяка, щелкает замком - звук взрывается и падает в тишину, заставляя вздрогнуть. Цуна смотрит прямо перед собой, весь белый, только глаза в полутьме кажутся бездонными черными колодцами. - Скоро все начнет меняться, - говорит он хрипло. - Мир вокруг нас, люди. Я. Ты. Наша память. - Я жалеть не буду, - отрезает Занзас. Смотрит внимательно на Цуну, на малиновые влажные губы, на невменяемые совершенно глаза, на нервно барабанящие по столу пальцы. А потом Цуна поднимаетна него взгляд - и Занзас проваливается в него, как в омут. И приходит в себя спустя мгновение - взмокший, хватающий судорожно воздух. - Вот видишь, - мрачно усмехается он. - А я буду. - О чем жалеть? - Занзас пожимает плечами, двигает кресло и садится напротив. Теперь их разделяет только стол - и это бесконечно много. - Мы живы. - Мы забудем о войне, которую выиграли, - отвечает Цуна, глядя куда-то мимо Занзаса. - Мы забудем, почему все началось. - Все началось с двух мудаков, - говорит Занзас спокойно. - Амбициозный мудак любил рушить миры, а трусливый мудак боялся собственной возможности защищать. И трусы у него в сердечко. - Дались тебе мои трусы, - фыркает Цуна. Но улыбается, пусть даже и бледно, вымученно. Напряжение немного спадает, Цуна отставляет опустевшую бутылку и укладывает голову на скрещенные на столе руки. У него длинные волосы - растрепанные на макушке и заплетенный в неаккуратную короткую косицу хвост. Занзас смотрит на его макушку, думая, что мог бы погладить его по голове, но только зачем? - Занзас, - глухо зовет Цуна. - Скажи, ты тоже из-за пламени не можешь напиться? - Могу, - Занзас прикрывает глаза. Он страшно устал. - Но ненадолго. - Несправедливо, - жалуется Цуна. - А если я тебе сейчас предложу меня трахнуть, мы потом сможем списать это на алкоголь? Занзас замирает, а потом поднимает взгляд, решив, что ослышался. Уши у Цуны пылают - даже в полутьме хорошо видно. - Савада, - недоверчиво тянет он. - Тебя что, никак не отпустит? Цуна мотает головой, не показывая лица, трясется - и только потом Занзас понимает, что он так смеется. - Нет, - глухо, сквозь смех, выдавливает он. - Меня на тебе замкнуло, веришь? - Я верю, что ты идиот, - отвечает Занзас, все-таки протягивает вперед руку и тянет его за отросшие волосы, заставляя посмотреть на себя. Цуна зажмуривается и вытягивает губы трубочкой, и Занзас тут же его отпускает. - Прости, - смеется Цуна, пряча глаза. - Я... забудь. Занзас вздыхает, оглядывается, выискивая взглядом что-нибудь подходящее. - У тебя есть еще выпивка? - рассеянно интересуется он. - Страшно хочу надраться. - Страшно хочу разнузданного пьяного секса, - вполголоса добавляет Цуна. И говорит - громко, уверенно: - Для тебя есть все, Занзас. Пожалуй, сегодня у них будет праздник.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
14.06.2014 в 12:19
Арбуз, сезонное обострение. Я другой анон, но не мог не.
около 500 словЗанзас говорит, издевательски выгнув одну бровь: - Вот это да. Занзас говорит, ослабляя и без того болтающийся на шее галстук: - Ну ты даешь, Савада. Цуна сумрачно хмурит брови и дергает уголком четко очерченных губ, а потом запросто садится на полированную крышку и свешивает ноги. Гроб для него немного великоват, это и издалека видно, поэтому Занзас одобрительно кивает и не спрашивает даже - утверждает: - На вырост брал, да? Одобряю, молодец. - Да иди ты, - досадливо огрызается Цуна. - Я не за этим тебя позвал. - Да ну? - удивленно тянет Занзас, оглядывается и проваливается в мягкое кресло. - А знаешь, мне нравится твой подход к делу. Очень удобно. Завещание?.. - Занзас, - во взгляде Цуны бесконечная круговерть огня и усталости, и все это переливается золотом, заставляя вспомнить об осени, ржавых листьях в бассейне и холодном солнце. - У тебя что, сезонное обострение? Я не собираюсь умирать... по крайней мере, по-настоящему. И тем более не собираюсь завещать тебе Вонголу. Я... просто. Занзас смотрит на него внимательно и зло, потом вздыхает - Цуна соскальзывает с гроба, подходит вплотную. Упирается коленями в колени Занзаса, наклоняется. - Хочу, чтобы ты знал, Савада, - негромко говорит Занзас. - У меня не встает на кости. Если ты сейчас на что-то намекаешь. - Я знаю. С такого расстояния отчетливо видно, насколько он худой и уставший. Тонкая кожа пергаментно натянута на скулах, глаза блестят остро и нездорово, дыхание частое и рваное. Занзас задумчиво тянет его на себя, и Цуна поддается. Слышно, как мимо кабинета торопливо ходят люди, вдали затихает негромкий женский смех, кто-то ругается. База Вонголы живет своей жизнью, и ей нет дела до того, чем заняты боссы - есть вещи поважнее. Цуна подается вперед, почти падает на него, неловко и неудобно, целует торопливо, будто боится ответной реакции и спешит успеть урвать хоть что-то. Занзас смотрит на его подрагивающие ресницы, на смурную складку между бровей, чувствует сквозь двойной слой одежды заполошный стук чужого сердца - и не двигается, намеренно спокойно положив руки на худую спину, между лопаток. - Ну? - интересуется он, когда Савада выдыхается и прекращает мусолить его губы своими. - Объяснишься? Цуна тяжело дышит и краснеет под его взглядом - некрасиво, по-дурацки, всем лицом. Но все равно отвечает, только совсем не то, что ожидает Занзас: - Я завтра не вернусь. Просто хотел сделать что-то такое, после чего и сдохнуть было бы не так обидно. - Урод ты мелкий, - отвечает Занзас, стряхивая его со своих коленей. - Я вернусь в новый мир, совсем другим, - торопливо говорит Цуна. - Наверное, это буду не я. И будешь не ты. У него срывается голос и, похоже, совсем срывает крышу - он смотрит так отчаянно и зло, что у Занзаса бегут мурашки по спине. - И что? Цуна смотрит на него, хватает ртом воздух, а потом будто сдувается - облизывает пересохшие губы, прикрывает глаза, горбится. - И то, - медленно выговаривает он. - И то... Занзас смотрит на него - худого, уморенного, неожиданно повзрослевшего. Смотрит на гроб. На дверь. А потом вздыхает и роняет в воцарившуюся тишину: - Иди ко мне, жалкий мусор. Наверное, думает он, я буду скучать.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
14.06.2014 в 00:05
я другой анон, но очень понравился ключ и придумалось сразу. фидбеком можно не одаривать
арбуз, "безопасность превыше всего" 303– Безопасность превыше всего, – съязвил Савада, почти с отвращением глядя на презерватив, который Занзас извлек из кармана штанов. Он устал и боялся. Занзас тоже очень устал, и поэтому не стал реагировать, хотя Савада этой репликой позволил себе лишнее. Он только сказал: – Заткнись. Выжить посреди этого бардака, который мудила устроил, а потом скопытиться от заразы – как-то тупо. Савада расхохотался вполголоса, хрипя простуженным горлом. – Заразы, – он ткнул Занзаса локтем и отвернулся, – ой, не могу. Какой еще заразы, если мы полгода назад ходили в больницу? Ты что, еще с кем-то трахался? Он редко вел себя так развязно и открыто; он нервничал, боялся, почти истерил. Занзас не знал, как вел бы себя на его месте. Наверное, хуже. – Нет, – угрюмо сказал он. – Если ты не перестанешь ржать, я тебе глаз на жопу натяну. Смех Савады моментально погас, как свеча на ветру. Занзас с тревогой разглядывал его тощую голую спину с выступающими позвонками. Она больше не вздрагивала. Кожа на лопатках и позвонках натянулась, свет падал так, что казалось, будто и ребра впали глубоко-глубоко. В последний месяц одежда на Саваде висела мешком. Он не давал ее ушить, не заказывал новую, и Занзас смутно догадывался, почему. Сегодня догадкам было не время, сегодня он уже обо всем знал. Саваду, впрочем, не в чем было упрекнуть – он не собирался ему говорить. Но это было бы несправедливо. – Я буду рад, если ты это сделаешь, – сказал Савада так вежливо, что учитель японского из средней Намимори сейчас бы ему аплодировал. Сердце у Занзаса подпрыгнуло и застряло в горле. Так несправедливо, ну просто безумно несправедливо, ведь в этом плане дыр было больше, чем логики, и доверял Савада какому-то предателю, и шансы на успех были ничтожно малы. И все же, Занзас надеялся. Он протянул блестящую упаковку Саваде, и тот улыбнулся – знакомой жалкой, растерянной улыбкой, за которую завтра могли умереть миллиарды. Улыбка длилась мгновение. Но больше ему не было нужно.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
10.06.2014 в 22:32
я обещала написать про мукуро, если хорошо сдам экзамен. экзамен сдался месть свершилась, так что вот.
драббл, джен, missing scene В глазах искрилось и сияло неоновыми пятнами. Пятна расплывались бензиновыми кругами, скатывались вдаль и вбок. Сияние шло справа, в глазнице и виске невыносимо кололо и резало, отдавалось болью в ухо. - А неслабо жахнуло, - уважительно хмыкнули рядом с плечом. Мукуро от неожиданности подавился воздухом, закашлялся, смахнул слезы и безрезультатно попытался проморгаться. Всюду мерцали радужные блики, сквозь которые смутно различилось обращенное к нему лицо - косматое и бесформенное, оно плавало в оранжевом мареве, то растекаясь, то становясь четче. Резь в глазах притупилась, лицо сложилось в маску Ханья. "Получилось, что ли?" - оцепенело подумал Мукуро, механически отодвигаясь дальше. - Э-э, - спросило его... существо, вцепилось в лодыжку абсолютно человеческой рукой и подтащило обратно к себе, - ребенок, куда? Что-то во всем этом было глобально не так, но вот что именно, Мукуро, раскачиваясь на волнах утихающей боли, пока что понять не мог. Он неосознанно уперся в землю, сопротивляясь движению, и попытался представить, что земля под чудовищем раскалывается трещинами, утягивая того вниз, вниз, к центру земли, в адское пламя. Над головой громыхнуло сухо и раскатисто, а чудовище, вместо того чтобы провалиться пропадом, взбеленилось и полезло с кулаками.
- Ты что творишь, песий потрох?! - рявкнуло оно, встряхивая Мукуро, как нашкодившего щенка, притягивая к себе за шиворот. Перед лицом оскалом мелькнули два ряда белоснежных зубов, Мукуро отшатнулся, выдираясь из захвата, зачерпнул горстью песка и швырнул в нависшую рожу. Песок словно растворился в бугристой поверхности кожи, прошел ее насквозь, и тут Мукуро понял. Немедленно стало очень стыдно, до горящих ушей, - все-таки попасть на пути ада, и при этом не суметь распознать простейшую иллюзию... Для умелого иллюзиониста, к каковым Мукуро уже себя относил, это был безусловный позор.
- Ну охренеть, даже на зубах теперь скрипит, - мрачно сказали напротив. Мукуро вскинул голову, прищуриваясь, иллюзия подернулась рябью и исчезла, за ней проступило обычное немолодое мужское лицо. - Что ж вы раз за разом сюда сыпетесь психованные такие? Ты ж небось тоже из этих недоделанных? И тоже сейчас окочуришься, будто мало мне предыдущих пяти было.
Если это и был ад, то какой-то странный. Мукуро помолчал, задумчиво разглядывая отплевывающегося от песка мужчину, прикинул еще раз все возможные варианты и уточнил: - Из этих? - Заготовок иллюзионистов. За последние два года здесь было пятеро детей, и все эти недоумки умирали буквально спустя десяток минут.
Схема развернулась в голове мгновенно и отчетливо, будто кто-то в три движения протер заляпанное стекло вымоченной в моющем средстве тряпкой. Мукуро был шестым по счету - и на данный момент самым удачным - проектом лаборатории Эстранео.
- Почему умирали? - Я же говорю - потому что заготовки. Нельзя соваться на пути, не умея толком пользоваться иллюзиями. А уж использовать иллюзии в точке равновесия - это вообще надо было додуматься. - Что за точка? - Восемь адов, да откуда вы беретесь такие? Сюда же нельзя попасть, не зная, что это за место. - Самостоятельно, может, и нельзя. А нам, похоже, помогали. Так что за точка? - Кто помогал? - Расскажете мне все об этом месте - расскажу про то, как мы сюда попадали. - Вот жук хитрожопый. Впрочем, у тебя-то, возможно, и выгорит, раз до сих пор держишься. Ладно, давай по-твоему. Про шесть миров в курсе? Ну, хоть про это знаешь. Тогда представь себе круги, нанизанные на стержень. Миры нестабильны, стержень, который их скрепляет, - место идеального баланса. Время здесь не течет, никаких колебаний пространства, вечный и неизменный пейзаж. Нарушение равновесия карается уничтожением причины нарушения. А еще это отправная точка для любого из адских путей. - И как мне на них попасть? - Идти в любую сторону. Если тебе суждено там оказаться - рано или поздно найдешь вход... Тут еще вот в чем загвоздка: я бы тебе, сопляк, соваться туда не советовал, да только обратно, видишь ли, тоже уже не повернешь. Так что выхода у тебя особо и нет.
Конкретно это обстоятельство Мукуро не удивило ни капли: с того момента, как он оказался в Эстранео, у него постоянно не было выбора, и он уже даже успел к этому привыкнуть. Недостаточно, однако, чтобы смириться, как смирились все остальные. Поэтому когда он все же нашел вход - простая черная дверь, повисшая в стоячем раскаленном воздухе - и стоял на пороге, сжимая в руках старый, исцарапанный, одолженный "на всякий случай" трезубец, полный решимости пройти весь ад от начала до конца, на самом краю сознания плескалось ждущее впереди чистое, красивое, алое море чужой крови. Непременно ждущее его впереди.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
08.06.2014 в 06:54
чоткий анон решил, что сон для слабаков. сел строчить сразу как смог, короче. оно уныло чуть более, чем полностью аушка Деньги кончались. Терпение кончалось. Соль, масло, фрукты, аренда – все, мать его, кончалось. -Франческо! – В дверь стучали кулаком. – Фран, если ты, маленький паршивец, не отдашь мне сумму за второй месяц, я тебя выселю! Выселю, помяни мое слово. – Синьора Риньера ударила еще раз – защелка на хлипкой двери дрогнула – и тяжело зашагала по лестнице вниз. С каждым звуком Фран сжимался все сильнее, когда резко щелкнул замок несколькими этажами ниже, он закусил губу и сцепил пальцы в замок, сказал себе: «Этого не было». Зазвонил телефон. Фран посмотрел на дисплей. Знакомый номер, знакомы человек, который может решить все его проблемы. Он неуверенно потянулся к трубке. -Франческо? – Спросил его мягкий, убаюкивающий голос. – Франческо, тебе нужны деньги? «Мне очень нужны деньги». – Подумал он. – «Легкие деньги». А потом он подумал: «Подумаешь, педофил. Бывало и хуже». И встал с постели. хуйнюшка -Мастер. – Фран зевнул, вздохнул, уперся подбородком в колени. – Мастер, а как это – легкие деньги? – Спросил он, из-за позы вопрос вышел чуть неразборчивым. -Это как сейчас. – Ответил Мукуро, щелкнув его по носу. – Следи за мишенью, не отвлекайся. -Пф. – Фран скосил глаза на учителя, двинул уголком губ. – Но сейчас мы отдадим его семпаю, снимем иллюзию и уйдем в спальню. Разве нет? -Разве это сложно? -Разве это деньги? Мукуро отбросил с лица легкую прядь, Фран словил ее губами. -Вера, - учитель наклонился к его лицу, прошелся губами по скуле, - Тоже валюта. -Мы продаем веру? – Фран вздрогнул и придвинулся ближе, бледные пальцы сжались на светлой рубашке. -По приемлемым ценам. – Кивнул Мукуро, прижав теплые ладони на шее крепче к себе.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
01.06.2014 в 10:13
малина, на ключ "никто не должен знать", не вычитано, не пронКто-то открыл дверь. Свет казался ослепительно белым, хотя, наверняка, был обычным: никто не освещает коридор сверхмощными прожекторами. Иллюзии - в контрастах. После темноты любой свет кажется ослепляющим. Бездействие и беспомощность заставляет радоваться любой перемене. Боль в скованных вывернутых руках - мнимая величина. Есть целая куча способов убить человека без рук. Без пламени. Не видя его. Нет, уже видя. Мукуро все делал демонстративно - а может, подчиняясь какому-то неведомому ритуалу, - и Кея успел заметить исчезающие белые пряди, призрачный оттиск сиреневых треугольников, тающих на щеке. - Значит, они тебя все-таки поймали, - сказал Мукуро, глядя сверху вниз, ласковым, жутким, невидящим взглядом. - Мне почти не пришлось поддаваться, - ответил Кея. - У меня тоже все получилось. - Мукуро хлопнул по груди, будто его тело было новым костюмом. - Вижу. Мукуро помолчал; засунув руки в карманы, покачался на носках. А потом опустился перед ним на колени, белым - в грязь, ткнулся лбом в плечо, бормоча: - Он псих, самый настоящий псих, я сам с ним становлюсь психом, сколько еще, ты говорил, детишки появятся скоро… - Детишки появятся скоро, - кивнул Кея. Должно быть, Мукуро и правда был не в себе. Он вечно делал вид, что все дается ему без малейших усилий, а тут расклеился. Значит, Кея не зря попал в плен к Миллефиоре, хотя рассчитывал на худшее развитие событий. - Считай, что я погладил тебя по голове, - сказал он. Волосы Мукуро щекотно лезли в лицо, но его близость была привычной. Они давно сотрудничали, прикрываясь старинной враждой, а что до вражды - с возрастом все становится неоднозначным; уже недостаточно избить противника до полусмерти, чтобы почувствовать себя победителем. Кее хотелось большего. - Считай, что я сказал что-то умопомрачительно ироничное, - ответил Мукуро, отрываясь от его плеча. Должно быть, вспомнил, что все ему дается без малейших усилий. - Умопомрачительно, - хмыкнул Кея. - Возьми себя в руки. Никто не должен узнать, что Бьякуран - это ты. - В этом я мастер, - беспечно отмахнулся Мукуро. - Неужели? Вдруг что-то изменилось, улыбка исчезла с лица Мукуро, и взгляд стал задумчивым, тяжелым. - Неужели, Кея. Он качнулся вперед, дотронулся губами до губ, обозначая поцелуй, и Кея не успел удивиться или разозлиться - он ощущал чужую жажду, напряжение, дрожь, а когда Мукуро отодвинулся, то все стало как раньше. - Вот так, - произнес Мукуро, вставая, и Кея вдруг почувствовал себя обманутым. Он хотел спросить, давно это у Мукуро или почему тот молчал, но не мог подобрать правильных слов, поэтому сказал: - Мне пора возвращаться в Намимори. Снимешь наручники? - Не сниму, - Мукуро улыбался чужой, приторной улыбкой, его волосы меняли цвет. - Никто не должен узнать, что Бьякуран - это я. Когда за ним закрылась дверь, Кея закрыл глаза и снова почувствовал прохладное, легкое прикосновение губ, как будто он пытался поцеловать острие клинка.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
01.06.2014 в 08:02
цабр, внезапно- Ты нравишься Франу, - сказал Мукуро. Он сидел у Сквало на груди, не давая дышать, и с интересом смотрел, как тот умирает. - Не понимаю я тебя, - добавил он через минуту, когда Сквало сначала попытался разорвать себе пальцами горло - но опомнился, и, выхватив меч, отсек Мукуро голову. - Ты безумен, - рассмеялась голова Мукуро, и покатилась по полу - в темноту под кроватью. Сквало, задыхаясь, сел на постели. Горло болело, как будто он и вправду пытался вырвать себе трахею, влажные волосы прилипли к вискам, и что хуже всего - адски хотелось спать. Он пошел в ванную и, плеснув себе в лицо водой, посмотрел в зеркало. - Я безумен, - повторил он вслед за Мукуро. Даже если это не было правдой, то скоро сны сделают свое дело. Вернувшись в комнату, он взял мобильник, и сказал: - Значит, так, мелкий. Если твой учитель не перестанет являться в мои сны, я возьму тебя в заложники, и буду срезать с тебя мясо, пока он лично не придет выяснить, почему ты орешь у него в голове. Усек? - Не впутывайте меня в это, - попросил Фран. - Если хотите встретиться с моим учителем - встречайтесь, но не опускайтесь до эмоционального шантажа. - Придурок, - проворчал Сквало. - Почему этот мудак говорит, что я тебе нравлюсь? - К вам не страшно повернуться спиной, - ответил Фран, и отключился. Когда он обернулся, Мукуро сидел на его кровати. - Может, это не ты сошел с ума, а я, - сказал он, глядя на Сквало снизу вверх. Лицо его светилось и выглядело таким прекрасным, что сжималось сердце. Но Сквало умел видеть сквозь иллюзии. От сражений, тюрем, от, в конце концов, самой жизни всегда остаются следы. Может, не такие явные, как на его собственном теле - но они есть у каждого. - Настоящий ты мне нравишься больше, - сказал он, прикасаясь к шраму над ключицей. - А что такое - быть настоящим? - рассмеялся Мукуро. - Иллюзия моей иллюзии - не моя иллюзия. Сквало толкнул его на кровать, сел сверху, не давая вырваться, сжал стальными пальцами горло и, наклонившись так низко, что прерывистое дыхание защекотало ему щеку, прошептал: - Тогда тебе будет все равно, если я ее убью. Тело он перетащил в ванную - утром кто-нибудь с этим разберется. - Почему ты так любишь безнадежные сражения? - спросил Мукуро, когда Сквало выпрямился. - Потому что они дают тебе ощущение собственной свободы? Иллюзию того, что ты сам делаешь свой выбор, а не следуешь правилам - сам идешь за Занзасом, сам прыгаешь в пасть к акуле? - Я люблю побеждать, понятно? - огрызнулся Сквало, и тычком заставил его подвинуться на постели. - И я побеждаю! Мукуро начал смеяться. Он хохотал, пока из глаз не потекли слезы, пока смех не начал захлебываться икотой - и Сквало ничего не оставалось, как его заткнуть. Мукуро сразу же перестал смеяться - и это было отлично, потому что иначе Сквало мог бы откусить ему язык. Очень настойчивый и бесстыдный язык, трущийся о небо, о десны, о собственный язык Сквало так, что начинала кружиться голова. Мукуро перестал смеяться, потому что начал стонать - тихо, едва ли понимая, что он сам издает эти звуки. - Я тебя сейчас трахну, - предупредил Сквало. - Нет, сперва я дам тебе отсосать, выебу в горло, кончу тебе на лицо... - Потрогай меня, - попросил Мукуро. На ощупь он был гладким, как самая гладкая сталь, и таким же твердым. Сквало ласкал его, глядя, как его собственный член то погружается в широко раскрытый рот, то появляется из него, напряженный и влажный от слюны. В последний момент Мукуро чуть было не отпрянул в сторону, но Сквало придержал его за затылок, заставляя высосать все до последней капли. А потом, не давая опомниться, впился поцелуем в опухшие губы - и целовал до тех пор, пока в паху опять не заныло от предвкушения. - Давай, - поторопил его Мукуро, такой же нетерпеливый и возбужденный, и раздвинул ноги. Это было ошибкой - потому что нельзя было не поцеловать туго сжатую розовую дырку, не трахнуть ее языком, не вылизать мошонку, пока та не начала блестеть от слюны, не потереться щекой о твердый большой член. - Хочешь, чтобы я начал просить? - Мукуро все еще пытался улыбаться, и губы его кривились злее и ехиднее, чем обычно, но это была даже не иллюзия - просто неумелая маска. - Да я, блядь, сам уже не могу терпеть, - честно признался Сквало, - но ты же охуенный. Хер тут удержишься. - Вот и не сдерживай себя, - Мукуро сдавил двумя пальцами свой сосок, и прикусил и без того припухшую губу. Может, через секунду он пожалел об этом совете, потому что, когда Сквало толкнулся внутрь, его лицо болезненно сморщилось. А может, и нет. Сквало было плевать - он толкался внутрь, в горячую, растянутую его членом дырку, целовал цепляющиеся за его плечи руки, гладил и теребил твердеющую плоть, говорил что-то - может, даже кричал, - и чувствовал себя полностью, абсолютно счастливым и свободным. Когда он очнулся, Мукуро сидел на его кровати...
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
29.05.2014 в 17:29
хрен его знает крыжовник это ваш, вареньице или еще что, но можно обсирать. меня просто торкнул фанон с малиной аки хранителями Каваллоне
читатьДино проснулся от неприятного ощущения, спихнул Энцо с подушки и попытался сообразить который час. С трудом выбравшись из-под одеяла, голова трещала так, что сил нет, он нашел на столе таблетку обезболивающего, услужливо оставленную Ромарио, и залпом выпил стакан воды. Облегчение пришло минутой позже, когда горло перестала драть тысяча сумасшедших котов, а боль в голове чуть-чуть ослабела. Кое-как одевшись, Дино вышел из комнаты и спустился в гостиную, где его уже ждали. Хибари, прислонившись к окну, осматривал поверхность тонфа. Мукуро с довольной улыбкой развалился на диване, сложив ноги на журнальный столик, Дино не помнил сколько тому лет, зато помнил цифры на чеке и написанная там сумма заставила поморщиться - не хватало еще закупаться новой мебелью. Ромарио пристроился в стоящем с краю кресле, откуда можно держать в поле зрения всю комнату полностью. Дино, замешкавшись и едва не споткнувшись, аккуратно пододвинул Мукуро, и обезопасив столик, и освободив себе место. Мукуро что-то недовольно пробурчал, но скорее для виду, а потом нагло обнял Дино за плечи, спустил руку ниже и с силой сжал чужое предплечье. - Что вчера было? - спросил Дино, Мукуро хмыкнул, а стоящий у окна Хибари фыркнул. - Вечеринка, Каваллоне Дино, - улыбнулся Мукуро и коснулся носом чужой шеи. - И что произошло? - Приезжала Вонгола, - пояснил Ромарио. - Вы обсуждали условия мирного договора. Дечимо Вонгола ясно выразил свою позицию, он не хочет войны между семьями, даже после того как вы помогли предателям. - Тсуна здесь был? - со стоном спросил Дино. - Да, и Реборн-сан тоже. Дино грязно выругался. Кажется, Тсуна больше не будет считать его братом, да и Реборн вряд ли одобрит подобное поведение. Но у Дино не было других вариантов. Все слишком запуталось, стало слишком сложным. Сейчас он не может отдать Вонголе Хибари и Мукуро, но и держать их здесь без официального статуса опасно. Дино не хотел собирать собственных хранителей, тем более что его семья много лет обходилась без этого, но сейчас выбора не осталось. - Когда Вонгола уехала? - Во сколько? - переспросил Ромарио и продолжил после кивка. - Прежде чем вы напились до скотского состояния. - Прости, Ромарио, - неуклюже извинился Дино. - Можешь нас оставить? Спасибо, что дождался, пока я проснусь. - Хорошо, босс, - с холодом в голосе попрощался Ромарио и, поднявшись из кресла, быстро вышел. - Кажется, мы ему не слишком нравимся, - заметил Мукуро. - Не нравитесь, - подтвердил Дино. - Из-за вас двоих у семьи Каваллоне могут быть проблемы с Вонголой, а это невыгодно обеим семьям. - И что же, Дробящий Мустанг, ты отдашь нам Саваде и малышу? - неслышно приблизился Хибари, нависнув над Дино и Мукуро. - Нет, - пожал плечами Дино. - Тогда все мои усилия будут бессмысленны. А где твое кольцо Облака, Кея? - Осталось у Вонголы, - ответил Мукуро. - Хочешь предложить нам что-то взамен. - Как насчет колец Каваллоне? - Они существуют? - Вполне, но не использовались очень долго. Они слабее колец Вонголы, - честно предупредил Дино. - Но у них есть и кое-какие преимущества. - Преимущества? - заинтересовался Мукуро. - Какие? - О них мало что известно, и лучший способ узнать, - Дино улыбнулся уголками губ, - попробовать. - Я не откажусь от такого предложения, Каваллоне Дино, - фыркнул Мукуро. - На должность хранителя будут пробы или мы пройдем без очереди? - Без очереди, - Дино взглянул на Хибари, пока не выразившего ни согласия, ни возмущения, - но сначала надо продемонстрировать свою решимость. - Решимость? - приподнял брови Мукуро. - Всего-то? - Всего-то, - согласился Дино и приглашающе наклонил голову, заметив как сделал шаг вперед Хибари. - Я жду.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
26.05.2014 в 23:20
крыжовник
читать дальше- Каваллоне, - шепчет Мукуро. Его голос похож на шелест плотных страниц, тихий и жесткий. Дино никогда не сльшiал, чтобы он так говорил. - Каваллоне, мы вляпались. Не дергайся. Дино медленно открывает глаза. Над ним висит паутина. Он засыпал вчера в номере отеля, а Мукуро сыл в соседнем. В этом отеле не было никакой паутины. И разбитых стекол в окнах. И обвисших, пыльных портьер. И тяжелого, тоскливого запаха старой грязи и давно пролитой крови. Где они? Ах да, Мукуро же сказал. Они вляпались. Иначе и быть не могло. Там где Мукуро всегда хаос. Дино резко подрывается с кровати и тут же падает обратно как подкошенный. - Я же сказал, не дергайся, - раздраженно говорит Мукуро - Какого черта? - Дино с трудом шевелит непослушны языком. Руки и ноги словно придавлены многотонной плитой, двигаться уже нет желания и Дино закрывает глаза. - Просто лежи тихо, сейчас отпустит, - негромко говорит Мукуро и кладет Дино прохладную ладонь на лоб. Дино не знает, как он это делает, но ему и правда становится легче. - Что?.. - едва шевелит он губами. Губы непослушные, сухие и шершавые. Ладонь Мукуро опускается на них, исчезнув со лба. - Каваллоне, - еле сльшiно говорит он. - Как ты дожил до своих лет? Тебя Реборн не учил, что нужно слушаться и делать то, что говорят? "Реборн учил меня командовать", - мог бы ответить Дино, - "только я не сразу это понял". Но Мукуро, наверное, неинтересно. Он морщится - ему не идет, вертикальная морщинка между бровей делает его злым и расстроенным. - Я не чувствую иллюзии, - говорит он одними губами. Дино не сразу понимает, что это значит. А когда понимает, ему становится холодно. Мукуро щурит глаза и смотрит на паутину так, словно ищет ее хозяина. Может быть, и вправду ищет. - Где мы, - шевелит Дино губами по ладони. Мукуро понимает. Это странно, как будто он слепоглухонемой и знает язык прикосновений. Мукуро наклоняется близко к лицу Дино и шепчет почти неслышно: - Это самый главный вопрос.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
26.05.2014 в 23:05
надеюсь, мачеха не против. я принес ее драббл про крипи-нами.
читать дальшеБеспокойство, знакомое и раздражающее, кололось в крови, бежало мурашками по коже. Нужно было найти источник. И чем раньше, тем лучше. Хибари осмотрелся; не так, как он смотрел на прохожих на улице или девиц в кафе, не так, как изучал взглядом школьников - особенно младших. Сейчас он смотрел сквозь все это - он смотрел на Намимори. Слушал ее дыхание - нервное, раздраженное - и чувствова. ее недовольство как свое. Как всегда.
Источник беспокойства не находился. Раздражение превращалось в злость. И кончиться это могло плохо - причем чем дальше заходило дело, тем дороже оно должно было обойтись. Не Хибари, конечно. И не Намимори.
Улицы, дома, спокойные и безмятежные жилые кварталы - собаки во дворах, кошки в окнах, дети играют на крыльце, что не так?.. Где? Хибари почувствовал, что ускоряет шаг, и разозлился уже на себя. Пошел медленнее, хотя что-то толкало его в спину. Не что-то - она, всегда она.
Проблему он нашел на кладбище. В самой старой его части, среди заросших травой камней и ритуальных часовенок со стершимися иероглифами.
В крови зазвенела ярость. Проблема сидела на корточках перед безымянным камнем и, склонив голову к плечу, изучала камень так, будто там действительно было что-то важное. Может быть, и было. "Убери это", - требовало знакомое раздраженное нетерпение внутри. - "Убери сейчас же." - О, - сказал ученик Мукуро, выпрямляясь, но не оборачиваясь. - А мне было интересно, кто придет. А это вы. "Убери!!!" - взорвалось звоном в голове. Давно она не позволяла себе ничего подобного, с неожиданной ясностью понял Хибари. Из-под чужой злобы всплывало собственное любопытство. - Что ты здесь делаешь? - спросил он. Сам усльшал, как звучит его голос. Кто угодно, или почти кто угодно, шарахнулся бы в сторону. Или побежал. Ученик Мукуро медленно обернулся. Хибари чем-то не понравился его взгляд. - Ищу кое-что, - ответил - как же его - Фран. Тоже медленно и как будто с неохотой. - Или кое-кого. А что, мамочка недовольна? Для понимания потребовалась доля секунды. Тонфы появились в руках сами собой, и только усилием воли Хибари удалось не сорваться с места в атаку. - Моя бабушка, - задумчиво сказал Фран и сдвинул со лба уродливую шапку. Почесал лоб. -Такая же сука. - Твоя... - машинально повторил Хибари. - Ее звали Иль-де-Мер. Маленькая такая, - Фран задумчиво чесал лоб, - старушенция. Не на всех картах быка. А потом знаете, что случилось? "Убей", - бесилась чужая мысль в его голове, - "Убей, сейчас же, убери, пусть замолчит" - Что? - спросил Хибари. - А она всех съела, - как-то сонно ответил Фран. - И куда-то делась. А я сбежал. Только когда его губы шевельнулись, Хибари понял, что за вопрос он задает. - Как? - А, - Фран надвинул шапку обратно. - Это вы лучше у учителя спросите. Я сам не понял. Намимори толкнула его в спину, и теперь Хибари уже не смог устоять на месте. Но Фран исчез раньше, чем он сделал хоть шаг. "Спрошу", - понял Хибари в последний миг ясности перед тем, как невыносимая, душащая злоба взорвалась в его голове. К счастью, никого живого рядом не было. Он впервые так думал - "к счастью".
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
19.05.2014 в 02:30
черешня, типаСтрашно было - до дрожи. Куда страшнее, чем во время боя. Тогда Такеши точно знал, что нужно делать, а сейчас - сейчас его занесло на незнакомую территорию, в странное место, где из-за каждого угла выглядывали чудовища и корчили ему ехидные рожи. И нечего было убеждать себя, что это почти то же самое, что проведать Ламбо или Гокудеру. Ничего похожего. Ну, почти ничего, решил Такеши, услышав за дверью раздраженный вопль и почему-то успокаиваясь. - Помочь? - спросил он, цепляя на лицо привычную улыбку. Отличная штука, кстати - все обманываются, даже сам Такеши обманывается, и думает, что у него все отлично. До тех пор, пока не становится ясно, что дальше - тупик, и, сколько не улыбайся, того, что хочешь, не получишь. Как тогда, с бейсболом, или как будет сейчас. Наверняка ведь будет - Сквало, даже раненый, даже укутанный до подбородка белой простыней, не выглядел человеком, нуждающимся в утешающих поцелуях. И все же Такеши невольно отметил те места, к которым особенно хотелось прикоснуться губами. Шею, прочерченную розовой царапиной - ничего страшного, сойдет уже через день, поэтому можно не бояться причинить боль. Можно втянуть нежную кожу, прикусить, оставляя поверх царапины свой след, и лизнуть, чтобы зажило побыстрее. А вот темную, почти черную гематому на подбородке нужно целовать как можно нежнее, едва прикасаясь губами. Так же, как припухшую и покрасневшую скулу... - Пошел отсюда, - проворчал Сквало, одним махом разбивая все мечты. - Какого хрена приперся? - Волновался, - еще шире улыбнулся Такеши. - Ты как? Нужно что-нибудь? Он поднял уроненный кем-то стул, и сел рядом с кроватью. Заодно, воспользовавшись случаем, подтянул сползающее на пол одеяло - и, случайно коснувшись левой руки, прикусил губу. Он никогда не думал, что бой может быть таким. - Если я могу что-нибудь сделать, - начал он, отгоняя воспоминания о сражении и о том, как обвивались вокруг его пальцев мокрые волосы, - ну, в смысле... - Что, и подрочить мне сможешь? - огрызнулся Сквало. - А то у меня тут с руками маленькая проблема. Такеши замер. - Почему нет? - сказал он, когда удалось сглотнуть слюну. И, прежде чем Сквало успел еще что-то сказать, отбросил в сторону простыню. Сразу стало жарко - от одного взгляда на торчащий из светлых завитков член. Такеши обхватил его, чувствуя, как неуверенность, охватившая его перед входом в палату, сменяется восхитительным восторгом, до сих пор ассоциировавшимся только с бейсболом - и еще с тем единственным боем, после которого Такеши долго лежал без сна. - Ты так себе руку потянешь, - вдруг сказал Сквало. Голос у него звучал хрипло и нетерпеливо - и так же нетерпеливо он подвинулся на кровати, освобождая Такеши место. - Всему-то тебя учить, мелкий. - Знаю, сенсей, - засмеялся Такеши. - Я же не отказываюсь!
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
06.05.2014 в 01:29
18) Старость: Я напишу, как наши персонажи вместе стареют. Дали Реборна. читать дальшеРеборн заходит в кабинет. Мягкий ковер глушит звук шагов. Высокое кресло повернуто к камину - сидящий в нем греет руки. Говорят, это самая предательская часть тела - она всегда выдает возраст. Ещё говорят, что светловолосые люди седеют как-то особенно резко, и эта мысль неожиданно пугает. - Приветствую, дон Каваллоне, - говорит Реборн слегка насмешливо и становится у спинки. Сидящий смеется. Смех звучит молодо, но в нем звенит старческая дребезжащая нотка, странная и непривычная. Сколько они не виделись? Год? Десять? Всего пару дней? - Как ты официален, - отсмеявшись, говорит сидящий. - Может быть, ещё руку поцелуешь? Так принято... - Так принято, - соглашается Реборн. - Но я не отношусь к твоей Семье, так что следовать ритуалу полностью нет необходимости. - Верно. Ты всегда находил лазейки в правилах... Там, - указующий взмах рукой в сторону на столика. - Там ещё осталось немного бурбона. В баре есть стаканы. Присоединяйся, Реборн. Нам есть что вспомнить. Ведь есть же? Реборн кивает, не заботясь, видит ли его собеседник. Он берет стакан, возвращается к креслу и плещет себе на два пальца. Нюхает, делает глоток, катает напиток на языке, чувствует, как изнутри разливается приятное тепло с терпкой горечью. - Это хороший бурбон, - продолжает собеседник. - Я берег его на тот случай, если ты вернешься. Хотел угостить. Хотел удивить... А потом подумал: чем можно удивить человека, который перестал удивляться? - И не дождался, - подсказывает Реборн. Снова смех. - Как посмотреть. Ты всё же пришел. Треск поленьев в камине. Шелест дождя за окном. Молчание. Реборн без приглашения устраивается на тахте в тёмном углу комнаты. - Говоришь, словно древний старик. - Ну, знаешь... Мне шестьдесят. По меркам молодежи я - древность, почти доисторическая реликвия. Мои преемники места себе не находят - ждут, словно стервятники, когда я преставлюсь. Тогда они будут рвать друг другу глотки за кусок побольше. - А я? - спрашивает Реборн. - Кто тогда я? - Ты? Ты - легенда. Неуловимый Реборн. Прославленный Реборн. Бессмертный Реборн. Тебе только сорок. Твои глаза ещё зорки, твои руки ещё верны... - Твой гнилой пафос уже сидит у меня в печенках, Каваллоне. Это что, наследственное? Твой отец... - Отец... - говорит Дино и медленно поднимается, высокий, ещё крепкий и широкоплечий. Старики всегда на себя наговаривают. С возрастом он перестал бриться, и в бороде остались золотистые пряди. В углах глаз - смешливые морщинки, в голубых глазах - знакомый огонь, а может - просто отсветы пламени в камине. - Последнее время я часто вспоминаю отца. Перед тем, как он умер, ты часто навещал его. Может быть, теперь уже моя очередь? - Дрянной у тебя бурбон, дон Каваллоне, - скучно говорит Реборн. - Хотя не стоит грешить на благородный напиток. Плохо я тебя тренировал. Не нужно было жалеть. Дино слушает. Улыбается, словно только и ждал, когда обругают. - Раньше думал, хорошо бы найти такое место, где можно остаться. Остепениться. Может быть, завести семью. Если нет - ничего. Взять в обучение пару сопляков - тоже неплохая идея, - Реборн салютует бокалом и допивает остаток. - Только не рассчитывал, что придется ждать так долго. - Теперь дождался? - Дождался... Чуть не сдох по дороге! От проклятья - и то нет, а ожидание едва не добило. - Говорят, в одну реку не входят дважды. - Гонишь меня? - Счастью не верю. - Да уж, хорош подарочек. - Реборн снимает шляпу, кидает рядом с собой на тахту и откидывается. - Старый я стал. Не берет меня твой бурбон, дон Каваллоне. Налей ещё. Пока всё не выпьем - спать не пойдем. - Ночь длинная, - соглашается Дино. - Будем пить до утра.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
05.05.2014 в 03:39
тема: 25) Арест: Я напишу ко своем персонаже как о полицейском, а о вашем как о преступнике, или наоборот. персонажа дали: Мукуро (я не мухлевал, загадывая, я просто подумал, что сегодня день рождения, вот и)
АУ такое АУ- У меня есть право молчать? - насмешливо интересуется Хибари, когда на его руке смыкается холодный браслет. - У тебя есть право попытаться, - ласково отвечает человек в штатском, которого Хибари не видел раньше - ни разу за этот день.
Он знал, что за ним тащится хвост, и не сбрасывал его - хвост менял цвета, прятался за темными очками или фотоаппаратами, читал газету в кафе, кто же читает Коррьере делла Сера в Нью-Йорке. Кажется, хвост хотел, чтобы его заметили. Может быть, он просто хочет познакомиться, развлекал сам себя Хибари нелепыми предположениями. Все равно необязательные дела, которыми он занимался, почти не требовали внимания. Может быть, Хибари ему понравился, вон тому чико с косичками на висках и с пиццей в корзинке мотороллера, или вот этому клерку с кейсом, кто так носит пистолет, неужели им не могут заказать нормальные костюмы для прикрытия?.. Хибари было любопытно, у кого вызывает любопытство он. Поэтому он и позволил себя поймать. - Так что, - скучающе переспрашивает он, подставляя вторую руку, - ты не собираешься соблюдать правило Миранды? Я, может быть, только ради него и сдаюсь. Всегда хотел послушать. - В другой раз, - улыбается человек в штатском, - уверен, у нас еще будет случай. У него что-то странное с глазами, замечает Хибари, они словно подернуты дымкой, не позволяющей разглядеть их цвет. Он не застегивает наручники на другой руке Хибари, вместо этого щелкает вторым браслетом на своем запястье, над короткой черной перчаткой. - Пока смерть не разлучит нас, - подмигивает он. Хибари раздвигает губы в улыбке: - Я могу это устроить. - У тебя есть право попытаться, - повторяет прикованный к нему незнакомец и улыбается так, будто удачно пошутил. - Но будет лучше, Хибари Кея, если ты пойдешь со мной и расскажешь, что делает здесь, в Нью-Йорке, босс японской мафии, или как вы там называетесь?.. весь в кольцах для использования пламени. - С каких пор в ФБР знают о пламени? - лениво интересуется Хибари. Его собеседник смеется. - О чем там только ни знают. Но откуда такие поспешные выводы? Может быть, ты даже ждешь, что я покажу тебе документы? Он поднимает свободную руку, и на его ладони сам собой расветает белый лотос, сияющий розовой сердцевиной. - Это вместо удостоверения, - говорит незнакомец, - а теперь пойдем. Хибари понимает, что похоже, он поймал более крупную рыбку, чем рассчитывал. Или это рыбка поймала его.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
05.05.2014 в 01:44
28) Фентези: Я напишу о своем персонаже, как о мифическом существе, встретившим вашего, или наоборот. выдали Гокудеру
читать дальше- Ты всегда держишься в тени, - говорит Гокудера. Где-то в солнечном сплетении дрожит предвкушение. Он знает, что не ошибся. - Конечно, - улыбается Бьякуран, сузив яркие глаза ненормального, нечеловеческого цвета. - Я вообще, Гокудера-кун, люблю действовать исподтишка. И что в этом такого? Или ты меня в чем-то подозреваешь? Гокудера отмахивается. Он подозревал Бьякурана раньше - или его копия в десятилетнем будущем подозревала, это неважно. Да что говорить о подозрениях, Бьякуран был врагом, а еще он был мудаком, и Гокудера руки бы ему не подал - но теперь, в новом, безопасном мире Цуна сказал "я верю, что он не причинит вреда Вонголе", и значит, Гокудера тоже должен был быть в этом уверен. Но сейчас его интересует вовсе не вред. - Ты не выходишь на солнце, - перечисляет Гокудера, выбрасывая из кулака пальцы один за другим, - никто не знает, где ты спишь, а еще ты шарахнулся от стола, когда я опрокинул солонку. - Так и знал, что ты это специально, - Бьякуран продолжает улыбаться, в лиловых глазах пляшут искры. - Что дальше, Гокудера-кун? Гокудера выравнивает дыхание - Бьякуран даже ничего не отрицает, знает, видимо, что бесполезно. Гокудера сжимает под столом талисман на удачу, медлит секунду и бросается, как в атаку, с давней мечтой наперевес: - Я пойду с тобой, когда ты пойдешь охотиться. Хочу посмотреть на настоящего вампира. Я никому!.. Слова замирают на губах, когда Бьякуран тянется к нему через столик - соль уже стерла расторопная официантка - почти ложится грудью на пластик и шепчет, глядя Гокудере в глаза: - Я могу даже никуда не ходить, Гокудера-кун. И кстати, солнце уже село. Бьякуран ведет пальцем по руке Гокудеры выше браслетов, и его прикосновение кажется невыносимо холодным. Когда он улыбается, Гокудера видит его клыки.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
30.04.2014 в 14:15
А я опять хотел игру предложить в которую как всегда никто играть не станет, но попробую)) Один анон называет персонажа и три рандомных слова не связанных между собой, например: Ямамото. Парк, обязанность, фиолетовый. Остальные должны нафанонить логически связную историю, как три этих слова (предметы, действия) сыграли важную жизнь в роли персонажа.
Я нихуя не понял правила, поэтому рефлекторно написал фанфик
TYL!Хибари/TYL!Ямамото. PG, романс, ~1000 слов - Навевает воспоминания, верно? - широко улыбнулся Ямамото. Он был так рад встрече, что едва не заключил Хибари в крепкие дружеские обьятия. Но вовремя осекся - вряд ли хранитель Облака Вонголы оценил бы подобные душевные порывы. - Возможно, - Хибари, как и прежде, не отличался многословностью. - Дух захватывает, когда пытаюсь вспомнить сколько всего здесь произошло пока мы учились в школе. - Он вздохнул. - Если бы ты только знал, как сильно я скучаю по Наммимори. - Я бы предпочел сразу перейти к обсуждению дел, - сухо сказал Хибари. - Ладно, - пожал плечами Ямамото. Казалось, его нисколько не смутила черствость Хибари. - Тогда я хотел бы узнать детали нового задания. - План очень простой. - Хибари хищно усмехнулся. - Единственная твоя обязанность: молчать, и не путаться под ногами, пока я буду зачищать территорию. - А ты не изменился. - Ямамото грустно улыбнулся. - Хоть что-то в этом мире отличается постоянством. Я уже начал забывать как это. Слишком много перемен. - Машина ждет нас у входа на базу. - Прогуляемся через парк? Спешить некуда. - Враги могут и подождать, - кивнул Хибари.
Некоторое время они шли молча, пока Ямамото, вдруг, не остановился возле игровой площадки. Его глаза светились детским восторгом. - Ты ведь помнишь это место, Кея? Хибари вздрогнул, услышав свое имя. Впервые за долгие годы. По какой-то иронии судьбы, все люди которым было дозволено называть его по имени, рано или поздно уезжали из Наммимори. Вопреки распространенному мнению, Хибари все же любил людей. Точнее, некоторых из них. Но город он любил намного больше, поэтому не собирался когда-либо надолго покидать его. Особенно ради тех, кто променял тихие просторные улицы Наммимори на пыльные и тесные, опаленные солнцем, улочки Италии.
- Иди сюда, - Ямамото не заметил никаких перемен в настроении своего спутника. Бесцеременно схватив Хибари за руку, он потащил его прямиком к качелям. - Помнишь, как мы впервые собрались всей Вонголой на совещание? Это было именно здесь! - Точно, - уголки губ Хибари едва заметно шевельнулись. Ностальгия Ямамото оказалась заразительной. - Толпились в парке после школы как какие-то травоядные, по полной нарушая дисциплину. - Лучше и не скажешь, - рассмеялся Ямамото. - Я никак не перестану удивляться, куда же подевались те беззаботные мальчишки и откуда появились опасные парни в строгих костюмах. Теперь мы настоящие мафиози, но тогда мы напоминали скорее... - он замялся, пытаясь подобрать подходящее сравнение. - Бродячий цирк травоядных, - подсказал ему Хибари. - И правда похоже, - серьезно согласился Ямамото. - Ох и веселые же были времена. Иногда тоска по школьным денькам заедает настолько, что хочется отобрать у Ламбо сломанную базуку и самостоятельно залезть туда. Все ради того, чтобы хоть на пять минут окунуться в ту незабываемую атмосферу. - А что мешает? - Малышня меня шарахается, - в голосе послышалась горечь. - Мы сильно изменились за прошедшие десять лет. - Это было неизбежно. - Я знаю, - Ямамото бережно провел пальцами по прохладному металлу поручня качели, будто это могло его приблизить к безвозвратно утерянному прошлому. - Знаю. - Ты слишком депрессивный как для человека с репутацией весельчака. - У меня действительно такая репутация? - в его глазах снова заплясали озорные огоньки. - В очень узких кругах. Не думаю, что враги хорошо осведомлены о твоем характере. - Неудивительно. - Он недобро усмехнулся. - Мы обычно не успеваем близко познакомиться. - Я начинаю понимать, почему детвора тебя боится. Сейчас ты похож скорее на маньяка, чем на немного повзрослевшего бейсбольного придурка. - Поверить не могу, - улыбка Ямамото снова стала расслабленной и дружелюбной, - ты помнишь мое дурацкое школьное прозвище. - У меня хорошая память. - Мне казалось, ты всегда был выше подобных глупостей. - Одно не исключает другое. - После небольшой паузы Хибари добавил: - Бейсбольный придурок.
Ямамото довольно расхохотался. - Еще немного, и я попрошу тебя избить меня за нарушение дисциплины. Совсем как в школе. - С удовольствием. Тем более, ты и вправду ее нарушаешь. - Хибари едва сдерживал улыбку. Он тоже скучал по старым временам. - Помнишь, как мы через неделю после церемонии вступления в права, все вместе сидели здесь на скамейках и громко ссорились, распределяя должности? - Мы тогда чуть не поубивали друг друга. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Реборн, - он уже не сдерживался. Вспоминать об этом действительно было весело. - Я уже почти забыл как выглядит твоя улыбка. - Ямамото подошел ближе. - Это такое редкое зрелище, что я просто обязан его хорошенько запомнить. Хибари не ответил. Он тоже хотел кое-что запомнить. Например, светло-карие глаза Ямамото, впивавшиеся в его губы жадным внимательным взглядом. - Помнишь, как я поссорился с отцом и спер у него бутылку сакэ, а ночью мы впервые в жизни напились, прямо в этом парке? - Ямамото подошел вплотную. - Я собирался выпить его в одиночку. Думал, что ты убьешь меня, застукав с выпивкой. - Я тоже так думал, - Хибари ощутил горячее дыхание на своей коже. Будь это кто-нибудь другой, его бы передернуло от отвращения. Но перед ним стоял Такеши, поэтому Хибари чувствовал только огонь, разгорающийся внутри. Совсем как в ту пьяную ночь много лет назад - А помнишь? - Ямамото положил руку ему на плечо, сминая безупречно выглаженный темно-фиолетовый ворот рубашки. - Помню, - он коснулся губ Ямамото слабым, едва ощутимым поцелуем. - Но нам пора идти. Нельзя жить прошлым. - Очень жаль. - Нисколько, - Хибари дразняще лизнул его губы и отстранился. - Настоящее в наших руках. Зачем вспоминать прошедшее, когда можно создать нечто новое? - Это намек? - Это предложение продолжить наш разговор на базе. Но сперва необходимо разобраться с заданием - кое-кто и так задержался на этом свете. - Тогда нам нужно поспешить. - Ямамото взял Хибари под руку. На удивление, тот не возражал. - Я не такой терпеливый, как наши враги.
Оставив школьные воспоминания позади, они прильнули друг к другу, и быстро зашагали по узкой дорожке из гравия, покидая парк. По ту сторону времени их поджидало нечто новое. И они как можно скорее хотели узнать, что именно.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
26.04.2014 в 03:49
Ну, я же говорю, я сам Занзаса не представляю в такой роли, если в характере.))) Вот с Ямамото могло бы получиться. читать дальшеНа задний двор Сквало шел с привычной опаской. Потыкал палкой в подозрительный куст, обошел по кругу небрежно брошенный поперек дорожки скейт и быстро пробежал под нависающим над крыльцом балконом. Больше всего его тревожила царившая вокруг тишина. После нескольких минут такой тишины соседи приходили, потрясая заброшенными в их дворы дохлыми крысами, прохожие интересовались, не произошло ли на улице ужасной аварии, а полицейские из ближайшего участка пытались спихнуть поступившие жалобы на какого-нибудь новичка-провинциала. Решившись, Сквало заглянул за угол - и едва успел увернуться от летящего в голову мяча. - Молодец, - крикнул Ямамото, потрепав по голове самого младшего из семьи Супербиа, - а теперь попробуй сделать вот так... И вся шайка, раскрыв рты, принялась внимать бейсбольной премудрости.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
26.04.2014 в 03:07
А если Занзасу вдруг придется замещать Сквало в его братских обязанностях... читать дальшеЗанзас вытащил мятую бумажку, сверил адрес, и пнул ногой в дверь. В следующую секунду ему на голову обрушилось примерно два литра нагревшейся на солнце воды - столько поместилось в подвешенном над дверью старом мятом ведре. - Твою мать, - пробормотал Занзас, по-собачьи отряхиваясь. В кустах кто-то паскудно захихикал. Занзас резко обернулся - и успел заметить полдесятка белобрысых голов, тут же спрятавшихся в густых зарослях. Одна из ближайших веток вздрагивала и шелестела, как будто за ней безуспешно пытались сдержать смех. Занзас встряхнулся еще раз, потянулся - и, прыгнув, успел схватить за шиворот взвизгнувшего от неожиданности пацаненка. - Пусти, козел! Ты кто вообще? - заорал тот. - Я брату про тебя расскажу, он тебя на куски порежет! Занзас легонько ткнул пацана кулаком по зубам, и, когда тот усвоил намек, пояснил: - Я пока за твоего брата. Я, типа, его школьный приятель. Присмотрю за вами, пока он в отъезде. "Пока он не выберется из больницы", - добавил он про себя, и понадеялся, что это произойдет как можно скорее. Не только ради Сквало, но и ради его семьи - потому что Занзас не был уверен, что сможет выполнить просьбу, никого при этом не убив.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
21.04.2014 в 19:31
читать дальшеЕму следовало быть внимательнее. Но страницы переворачивались одна за другой, и каждая рассказывала о чем-то новом, и хотелось знать, что будет дальше, и казалось, что еще чуть-чуть - и паззл сложится, он поймет, как все это работает и как оно устроено. Он увлекся - и не расслышал, как дверь библиотеки скрипнула, и, подсвечивая себе фонариком, между стеллажами зашагал охранник. Только когда тот подошел совсем близко, Мукуро вскинул голову, и медленно отложил книгу в сторону. - Ты что тут делаешь? - поинтересовался охранник - пока еще не слишком грозно. - Библиотека работает с девяти до пяти, и... Позже, возвращая книгу на полку, Мукуро думал, что разорванная трахея похожа на гранатовый плод с мелкими красными ягодами и что сердце отзывается даже на легкое прикосновение пальца - и что все наверняка устроено еще сложнее, чем написано в учебнике.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
19.04.2014 в 02:24
читать дальше- Я не лечу мужчин, - напомнил Шамал, когда Сквало закончил орать симптомы. Но после того, как десяток москитов, лишившись крыльев, упали к его ногам, вздохнул и выписал рецепт. - Купить ему беруши? - уточнил Сквало. - Это точно поможет от головной боли? - Я бы еще и кляп посоветовал, - пробормотал Шамал, провожая его взглядом.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
18.04.2014 в 03:49
Цуне снятся кошмары, в которых он - Занзас. PG, ~900 слов Первое, что чувствует Тсуна – пламя ярости. Злое, неукротимое, оно кусает изнутри, отравляя кровь. «Помогите мне», - обессиленно шепчет он, но с губ не слетает ни звука. - Ты разочаровал меня, - хмурится Девятый, наклонившись так близко, что Тсуна может разглядеть каждую морщинку на его усталом лице. «Отец, как ты мог так поступить со мной», - волна отчаяния захлестывает его, предвидя неизбежное. - Прости, - холодно говорит Девятый. В его голосе не слышно ни тени сожаления. Он складывает ладони, словно в молитвенном жесте и Тсуну снова охватывает пламя, но в этот раз оно принимает его в свои ледяные объятия и отправляет парить в черной невесомости, крепко запечатывая, словно насекомое в янтаре.
Откуда-то извне приходит понимание, что ему придется провести в этой холодной тюрьме бесконечно долгие восемь лет, заточенным один на один со своим гневом и обидами.
Но вместо этого Тсуна движется дальше – вниз, по бесконечному потоку чужих воспоминаний. Одни неясные и размытые образы тут же сменяются другими. В голове то и дело вспыхивают обрывки разговоров с людьми, которых он никогда не встречал. Чужая жизнь проносится мимо, как кадры из киноленты. Слишком быстро, чтобы успеть разглядеть хоть что-нибудь.
«Хватит, остановись», - Тсуна закрывает лицо руками, пытаясь защититься от бесконечного потока образов. Но призрачные голоса становятся только громче. Они спорят, умоляют, докладывают о чем-то, сливаясь в единый шумный ком, которому с каждой секундой становится все теснее в Тсуниной голове. Череп вот-вот расколется на части, не в силах сдержать разрастающуюся субстанцию, слепленную из обрывков воспоминаний. Как только он думает об этом, в глаза ударяет яркий свет, прогоняя призраков.
Тсуна не сразу понимает, что стоит на коленях посреди залитой солнцем комнаты. Он жмурится, чувствуя ласковое тепло на своей коже, от чего пустота, черной дырой прорезавшая его грудную клетку, чувствуется особенно остро. Тсуна полностью опустошен, как губка, выжатая до последней капли. Но ему это нравится – больше нет проклятой боли, что все эти годы жила в нем, ворочаясь в груди обжигающей огненной змеей. - Занзас? Тсуна оборачивается, услышав знакомый голос. «Папа, смотри, теперь я такой же, как все. Злая огненная змея ушла навсегда. Ее больше нет». С его уст не срывается ни звука, когда он видит мертвенно-бледное лицо Девятого. - Что ты наделал? – в ужасе шепчет тот, отшатнувшись. Тсуна только растерянно хлопает густыми ресницами. Он как будто только сейчас замечает тлеющие занавески и тошнотворный густой запах горелого мяса. - Папа? – он подходит ближе, в поисках защиты, и едва не спотыкается об огромный обугленный сверток. – Папа! – ему становится по-настоящему страшно. - Ты… - губы старика дрожат от отвращения. – Ты монстр! Не смей подходить ко мне.
Девятый кажется таким большим - просто огромным, в сравнении с Тсуной. Как сильный взрослый может бояться его, такого маленького? Хочется плакать, но на глазах не выступает ни слезинки. Без огненной змеи он чувствует себя совсем одиноким. Особенно теперь, когда папа его больше не любит. Вместе с обидой приходит и ярость. Тсуна удивленно чувствует, как его груди изнутри снова касается обжигающий змеиный язычок. «Она здесь, - ликующе думает он. Теперь Тсуна никогда не будет один. – Если папа больше меня не любит, я сожгу папу!», - он безумно хохочет, кружась в извивающихся петлях пламени.
Тсуна вскрикивает и просыпается. Простыня, липкая от пота, противно липнет к телу. Он сбрасывает ее на пол и с опаской косится на Занзаса – его грудь тяжело вздымается, а веки нервно подрагивают. «Тебе тоже снятся кошмары?» Неожиданная мысль о том, что Занзас сейчас видит во сне его прошлое, причиняет сильное беспокойство. Он тянется, чтобы убрать волосы с лица любовника, но замирает, вспоминая об огненной змее. «Ну и глупость. Сны это всего лишь сны», - думает он, но не чувствует облегчение.
- Почему не спишь? Тсуна подскакивает на месте от неожиданности. На мгновение ему мерещатся отблески огня в сонных глазах Занзаса. - Мучают кошмары, - он пожимает плечами, не вдаваясь в подробности. - Парит как на грозу, - хрипло говорит Занзас. Чужие сновидения его сейчас заботят меньше всего на свете. – Включи кондиционер. – Он переворачивается на другой бок, давая понять, что не расположен к долгим беседам. - Занзас… - Тсуна замолкает, не зная, что сказать. Спросить напрямую о своем сне? Его только засмеют, но правды он так и не узнает. - Ммм? - Ты злой человек? - глупо спрашивает Тсуна. В ответ Занзас только раскатисто хохочет.
Комнату озаряют первые вспышки молнии, и Тсуне становится еще больше не по себе. Он ежится, вспоминая ощущения от обладания пламенем ярости: недобрая смертоносная сила, стремящаяся уничтожить все на своем пути, даже своего обладателя.
Возможно, все дело в грозе и нелепых ночных кошмарах.
Ему не хочется думать о том, что рядом с ним лежит человек, которого стоило бы избегать даже в семейных делах. Не говоря уже о том, чтобы пускать в свою постель.
Он целует Занзаса в шею и прижимается к его голой, мокрой от пота спине. Тот не отстраняется, несмотря на невыносимую жару. Только мягко проводит кончиками пальцев по лицу Тсуны, прогоняя все тревоги и сомнения.
Разве человек, с которым так хорошо, может быть злым? Тсуна расслабляется и доверчиво утыкается носом в его горячую ладонь. «Это все пламя. На самом деле Занзас – хороший, - умиротворенно думает он. Но тут же поправляет себя: - Вернее, не такой плохой, как может показаться».
«Если предашь меня, я верну тебя обратно в лед», - от этой неожиданной мысли Тсуна чувствует прилив злого торжества. Он даже не замечает поселившуюся в его груди маленькую искру чужого пламени, готовую в любой момент вспыхнуть пожаром.
«Теперь ты никогда не посмеешь меня предать», - уже спокойнее думает он, прежде чем заснуть.