25.06.2014 в 16:46
20YL!Рёхей/20YL!Хибари, упущенные возможности. автор безбожно дрочил на Хибари и в процессе забыл, о чем писал, извините
примерно 800 словГоды летят куда быстрее, чем успеваешь это заметить.
Вот ты помнишь себя в пятнадцать лет: у тебя постоянно стесаны кулаки, на носу пластырь, а во рту не хватает нескольких зубов. У тебя болят отбитые на тренировке ребра, по-хорошему ноют мышцы, а энтузиазма хватило бы еще на несколько часов непрерывной пробежки вокруг Намимори. Ты нарезаешь круги, и время летит стремительным экспрессом, и вот…
И вот ты уже в деловом костюме и строгой светлой рубашке, застегнутый на все пуговицы, повзрослевший и остепенившийся. У тебя больше нет дурацкой нашлепки на носу, зато ты каждые три дня ходишь в спортзал, чтобы не потерять форму. Тебе тридцать пять, и ты вместе со своими наивными идеалами работаешь на Вонголу — прожорливое чудовище, которое когда-то успело заменить тебе семью.
Вот тебе тридцать пять, ты пытаешься жить так, чтобы не жалеть ни об одном дне, а напротив тебя сидит твой лучший друг и смотрит с хмурым ожиданием во взгляде.
— Ну? — мрачно интересуется Хибари Кёя, зябко кутаясь в домашнюю юката. — Какие глупые идеи у тебя на этот раз?
Годы красят Хибари — бывший когда-то давно угрюмым подростком со страшными глазами, он стал спокойнее и еще смертоноснее. Уверенные движения, насмешка во взгляде, улыбка, не предвещающая ничего хорошего — и только для «своих», в исключительных случаях, она обещает хотя бы оставить в живых. Но, как ни странно, жестокий и беспощадный, он становится благодушным, когда они сидят у него дома за выпивкой. Рёхей знает об этом и безжалостно пользуется своим знанием, он здесь частый гость. Подчиненные Хибари уже почти не удивляются, когда застают его в коридоре или у двери в кабинет, или на кухне, или в зале, где, легкомысленно насвистывая, он ожидает, пока старый друг не соизволит обратить на него внимание.
Хибари льет саке в пиалы и протягивает одну Рёхею — тот вздрагивает, почувствовав влажный керамический бок щекой. Смотрит непонимающе — в голове роятся мысли, целая туча мыслей, и все как одна о глупостях и об упущенных возможностях.
Например, он думает, что за двадцать лет мог бы хоть раз сказать Хибари, насколько он ему нравится.
Хибари терпеливо ждет, держа выпивку на вытянутой руке.
— О чем задумался? — усмехается он.
Рёхей пожимает плечами и пьет прямо с его рук, прикрыв глаза. Он почти расслаблен, сейчас в его распоряжении все тридцать три удовольствия, а мысли — это всего лишь мысли. Он чувствует себя так, будто в этом мире все уже случилось — и хорошее, и плохое, а впереди ждет только отдых.
Хибари смотрит на него, выгнув брови — тонкое лицо, нечитаемый взгляд, темные глаза с непроницаемой бездной зрачков. Рёхей смотрит прямо в них, и ему кажется, что он тонет. Тонет и захлебывается, не в силах дышать от накатывающей волны чего-то застарелого, болезненного, горького. На него изредка нападает, но он не может понять, что это за горечь.
Наверное, это все саке.
— А у тебя виски седые, Кёя, — замечает он, и широко улыбается, по-доброму щуря глаза.
Воздух пропитан ароматом цветущего жасмина — одна створка седзи приоткрыта, и душная ночь осторожно пробирается в дом, обволакивая теплом. Наверное, из-за всего этого у Рёхея сегодня с языка то и дело срываются глупости.
— Я вот думал, — начинает он, лишь бы сгладить неловкость. — Как это Савада…
Хибари молча ставит свою пиалу с нетронутым саке на пол и трогает виски — самыми кончиками пальцев проводит по жестким серебристым волосам, и Рёхей сразу же замолкает, потому что забывает, что хотел сказать.
У Хибари растерянный взгляд, но он пожимает плечами и скупо улыбается:
— Ты с детства седой, и никто не считал это недостатком, — говорит он, щуря раскосые глаза, и Рёхей с готовностью смеется.
Ему хочется поцеловать улыбку Хибари — нечастую, спокойную, почти незаметную. Ему хочется поцеловать эту улыбку так, чтобы она отпечаталась на его губах.
И, наверное, он даже понимает, что годы дружбы того не стоят, а сам он делает большую глупость, но он тянется вперед. Как будто его загипнотизировали, запрограммировали на какие-то определенные действия, и теперь время пришло.
Хибари не двигается — слишком близко и слишком жарко, и Рёхей не может дотронуться до него губами — застывает и смотрит. Как он может, когда у них Вонгола, и они сами для себя давно уже все решили?
— Знаешь, — все-таки выговаривает он. — Я с самого детства на что-то надеялся.
Хибари усмехается, не отодвигаясь, а потом сокращает расстояние — и выговаривает почти в губы:
— Я никогда не понимал намеков. Наверное, ты не старался.
А потом не позволяет возразить — прижимается сам, настойчиво и жадно, будто всю жизнь мечтал поцеловать так, чтобы заныли губы. Рёхей не дает себе задуматься. Его дурманит запах жасмина, его пьянит выпитое, и еще… и еще у него Хибари Кёя в руках — сильный, гибкий и напористый. У него Хибари Кёя — в руках, в голове. В сердце.
Рёхей цепляется за него, и целует-целует-целует, чувствуя себя путником в жаркой пустыне, чувствуя себя так, будто он наконец-то нашел драгоценный источник.
Хибари отодвигается от него, переводя дыхание. А потом, не отрывая тяжелого взгляда, начинает медленно развязывать пояс на домашней юката.
…вот ты помнишь себя в пятнадцать лет: у тебя много самых важных дел, и ты изо всех сил пытаешься отвлечься, лишь бы не думать о лучшем друге.
А сейчас тебе тридцать пять, и ты абсолютно счастлив.
URL