09.11.2014 в 03:33
голубика на дороге не валяется! это как сказать.
читать дальше
Сам виноват. Взлетел, запыхавшись, по лестнице, вытащил спрятанный за отошедшей планкой ключ, ввалился в чужую квартиру, не подумав, что чужая - и вот теперь можно пожинать плоды. Стоять, сдерживая дыхание, посреди комнаты, и смотреть, как в прислоненном к стене зеркале отражается то белое плечо, то коленка с пожелтевшим уже синяком, то облепившие затылок мокрые волосы - потемневшие от воды, но все равно непривычно светлые.
Сам виноват, думает Цуна, глядя, как сползают между острыми лопатками хлопья пены - вниз, к округлым, крепко сжатым половинкам ягодиц. Нужно было постучать, или крикнуть: «Гокудера, ты дома?», или хотя бы сказать: «Ой, ты моешься? Я на улице подожду!» - но не стоять, как столб, приклеившись глазами к ровному розовому члену, к завиткам волос внизу живота, к тому, как движется, намыливая бедро, мочалка - вверх, вниз, внутрь, взбивая холмики пены. Смотреть, как Гокудера трогает свои яички, как размазывает по стволу пену, стыдно и невозможно - но не смотреть не получается. И позабыть об этом не получится, Цуна понимает это, заранее смирившись с очередной катастрофой в своей никчемной жизни - и с тем, что ровные плечи, прилипшие к шее волосы, покрасневшие от воды следы ожогов под браслетами, белые следы пены в паху и на животе будут теперь наполнять его сны.
Когда шум воды стихает, Цуна находит в себе достаточно самообладания, чтобы шагнуть назад, к двери, и сделать вид, будто только что вбежал в дом.
- Ой, ты моешься? - выдохнул он, вытирая ладонью красное лицо. - Мне на улице подождать?
Он старательно отводит взгляд от обмотанного вокруг бедер полотенца и смотрит Гокудере прямо в глаза. Жаль, что тот отворачивается. Роется в сваленных на столе журналах и, не глядя, сует Цуне свежий номер «Удивительных Открытий».
- Ладно, я тогда на кухне почитаю, - сбегает Цуна, понимая, что еще немного - и он сделает какую-нибудь колоссальную глупость, но еще не зная - какую.
Гокудера появляется через минуту. Волосы у него все еще влажные, скулы - порозовевшие, а в прозрачных глазах - тревога и ожидание.
- Идем, Десятый? - говорит он, и Цуна идет к нему, и маленькая кухня кажется бесконечной, непреодолимой, как пустыня, но с каждым шагом идти становится легче.
URL