[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

13.06.2012 в 04:09

Не вычитано и... опять сделаю вид, что это был не я
Фонг сверху, как просили.

пиздец внезапный

Взгляд Реборна становиться странным и рассеянным. Он думает о чем-то своем. Он уже словно и не здесь вовсе.
Фонг наблюдает за ним из под прикрытых век, сидя в глубоком кресле. В полумраке комнаты его шелковый халат, расшитый золотыми драконами, мерцает.
Пьяная ночь, пахнущая цветущим жасмином, мягко плывет по комнате, расстегивает пряжки плаща и скидывает себе под ноги, тепло и задорно улыбается, стоя перед Реборном в одних лишь кружевных трусиках. Она протягивает руку и гладит его по щеке.
Реборн ловит тонкие пальцы и подносит к губам, целуя каждый. Ночь смотрит на него с легким укором и молчит.
Фонг улыбается в полумраке, щуриться и устраивается удобнее. Шелк холодит кожу.
Реборн ловит ночь за талию и тянет, усаживая себе на колени. Он целует шею, водит губами по плечам. Сжимает ладонями налитые груди с крупными темными сосками. Ночь тихо выдыхает, тянет за узел галстука, игриво отклоняясь назад. Реборн порывисто тянется, склоняется и проводит языком по соскам, замирает, а потом накрывает их губами.
Фонгу со стороны хорошо виден лихорадочный блеск в глазах на грани одержимости, горячая ненасытная страсть и болезненное сожаление.
Ночь раздевает Реборна, водит руками по широкой груди. Они сжимают друг друга в объятьях и, кажется, отдаются чувствам полностью. Не спешат, зная, что впереди у них ещё целая вечность - до самого утра.
В свете уличных фонарей, струящемся сквозь раскрытые окна, кожа любовников выглядит бледно-голубой, почти прозрачной, и видно, как под ней перекатываются мышцы: мягкие и нежный - у Ночи-затейницы, упругие и твердые - у Реборна.
Фонг старается дышать ровно и глубоко, и, хотя он собирался только наблюдать, низ живота наливается болезненной тяжестью, ткань халата трется о головку набухающего члены. Одна руки сама собой ложится поверх халата, а вторая крепко сжимает подлокотник кресла. По спине бежит озноб.
Реборн укладывает Ночь на кровать, и она, обняв его, тянет к себе, заставляя навалиться всей тяжестью. Комната наполняется терпким запахом разгоряченных тел. Рука Реборна скользит между широким бёдер, и Ночь тихо стонет его имя, вздрагивая.
Фонг сжимает зубы, откидывает полу халата и едва заметно гладит себя. Рука пачкается каплями смазки. Острое зрение позволяет видеть в полумраке крепкую задницу, ямочку у копчика и остро выпирающие позвонки Реборна.
Уши закладывает. Фонг закусывает губу и сжимает член у основания, заставляя себя успокоиться.
Реборн приподнимает Ночь за бедра и с шумным вдохом берет её, насаживая на себя несколькими неторопливыми толчками. Ночь запускает пальцы ему в волосы и всхлипывает. В ответ Реборн зовет её по имени.
Сегодня Ночь зовут Люче.
Фонг это знает, потому что видит то же самое, что и Реборн. Он немного жалеет его и немного презирает, потому что не с руки желать чужой жены.
Фонг поднимается, распускает узел на поясе и скидывает халат на пол - туда, где уже лежит плащ с позолоченными пряжками.
Реборн вздрагивает, когда чувствует кого-то рядом с собой, мотает головой; взгляд у него тяжелый и мутный. Фонг удерживает его за плечо и коротким жестом просит перевернуться на спину. Хоть и недовольно, но Реборн слушается. Ночь сидит у него на бедрах, упираясь в грудь, и руки у неё дрожат.
Комната плывет перед глазами в еле ощутимом мареве.
Фонг давит Ночи у основания шеи, и она наклоняется. Тёмные волосы щекочут грудь Реборна, тот кладет ладони ей на талию. Фонг двумя пальцами собирает по промежности влагу, гладит сжатый анус.
Воздух в комнате перестает дрожать, но что-то происходит со зрением: предметы становятся плоскими, по ним идут трещины как на старых полотнах, в трещинах клубиться тьма.
Фонг раздвигает ягодицы и приставляет член к анусу, нажимает, и головка проскальзывает внутрь. Он дает Ночи несколько секунд, чтобы отдышаться, и качает бедрами.
Комната на мгновение тонет во мраке, а потом Вайпер откидывает голову назад, громко стонет сквозь закушенную губу и царапает Реборну плечи до крови...

- Ты заплатишь, - говорит Вайпер уже потом, поднимаясь с кровати. Она ещё дрожит всем телом, и ноги у неё подкашиваются.
Реборн молчит. Потому что заплатит.
- А ты... - продолжает она, и срывающийся тонкий голос крепнет, начинает звенеть от негодования.
- И я, - спокойно соглашается Фонг. - И я заплачу. Втридорога. Мы все за что-нибудь заплатим в конце концов.

URL

@темы: драббл, Фонг, Реборн, Маммон

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

12.06.2012 в 23:58

Продолжение этого арбуза.

1508

У Савады был любовник – какой-то мальчишка-студент на два года старше. Они встречались на квартире, которую Савада держал специально для этого. Он переодевался в подростковые толстовки и джинсы, приезжал на квартиру и звонил студенту. Встретившись, они не теряли времени: быстро и без затей трахались. Студент никогда не оставался на ночь. То ли Савада был для него не больше, чем тело для сексуальной разрядки, то ли он просто не надеялся на взаимность. Савада вот точно держал его за куклу для секса.
Занзас был уверен, что он платит любовникам: кто будет трахать пироманьяка, который от удовольствия поджигает себя? Платит и за то, чтоб трахали, и за то, чтоб держали рот на замке.
Но теперь, установив за Савадой слежку, обнаружил, что никаким Небесным пламенем Савада в постели не полыхает. Словно Занзасу это когда-то приснилось. Савада часто ему снился.
Впервые он увидел фотографию Савады шесть лет назад.
Мелкий – катастрофически, словно недоедающий беспризорник – пацан.
Занзас всерьез думал, что расправиться с ним будет легко. В жизни он казался еще мельче, и было в нем что-то нестерпимо раздражающее, в том, что Савада лепетал, как смотрел.
Он и сегодня еле доставал ему до груди, а раздражал еще сильнее.
Занзас мечтал, как привяжет его к кровати, наденет сдерживающую упряжь на член, засунет внутрь большущий вибратор и оставит на час, а потом, вернувшись, добьется признания: он сильнее Савады, и многое в Бою Неба – случайность.
Включая стояк, о котором вспоминать было стыдно и неловко. Эту тайну он вообще ни с кем не делил. Его возбуждало пламя Неба, но не всякое, а особенное, Вонгольское, и никто, кроме Савады и Девятого, двух самых ненавистных ему людей, им не владел.
Именно поэтому ему так понравилось трахать Саваду, именно поэтому он хотел еще.

Свет не горел, а Савада не стал включать: медленно развязал шнурки, сбросил кеды и вошел в темную квартиру. Прошагал мимо, на кухню, глотнул там воды и вернулся.
– Привет, – сказал он равнодушно.
– Угу, – отозвался Занзас. Глаза Савады, кажется, еще не совсем привыкли к темноте. Хотя Кейго – баскетболист – был такого же высокого роста. Их можно было спутать.
– Сегодня у меня было время подготовиться. Давай начнем.
– Угу.
Занзас встал, загораживая собой неровный свет от фонарей и вывесок, пробивавшийся через окно.
У Савады мгновенно полыхнуло на лбу.
– И не надо так нервничать, – сказал Занзас.
– Где Кейго?
– Я его не убил.
– Где он?
– Он просто больше сюда не придет.
– Я же сказал, что не хочу с тобой спать!
– А я сказал, что можешь уходить сразу, как потрахаемся. В конце концов, с Кейго у вас так и было.
Опустив голову, Савада прислонился к стене. Включил свет. Пламя утихло. Он выглядел едва ли старше себя в их первую встречу. Разве что стал чуть выше. Мешковатая толстовка скрывала мускулы. Снова казалось, что его легко победить.
Но что-то было внутри него – тогда еще несозревшее, маленькое, слабое, а теперь – другое. Сильное, и Савада знал, что оно есть, и знал, как им пользоваться.
Занзас так ненавидел это в нем, что от нетерпения шагнул вперед, упер ладони в стену, сверху над его головой.
– Ладно, – сказал Савада. – Я понял. С тобой нельзя договориться.
– Можно. – Занзас потянул молнию толстовки. – Но в твоем договоре невыгодные условия. Мне они не подходят.
Одежда Савады разноцветной кучей оседала на пол. Занзас отодвинул ногой зеленую толстовку, футболку ярко-синего цвета. Савада переступил через брюки.
– Вкус у тебя, – хмыкнул Занзас.
Савада схватил рыжее перо и больно дернул.
– Кто бы говорил.
Оставались боксеры. Белые, как у младшеклассника.
– Кейго что, педофил?
Савада пожал плечами и внезапно приподнялся на цыпочки, обнимая его за шею. Прижался твердо. Занзас шлепнул ладонь на маленькую ягодицу и поцеловал Саваду в приоткрытый рот.
В прошлый раз они не целовались.
Занзас сунул руку под боксеры и убедился, что все понял верно. Савада замычал ему в рот – не поймешь, от удовольствия или неодобрения.
– Готов, значит, – сказал Занзас, оторвавшись от него. – Мокренький, как девка.
– Перестань, – сказал Савада.
Это слово, оброненное устало, но с дрожью от предвкушения, от Савады, научившегося врать, вывело его из себя.
– Не перестану, – сказал Занзас, как гавкнул, и рывком опрокинул Саваду на пол. Тот охнул, ударившись спиной, зажмурил один глаз от боли и уставился ему в лицо, снизу вверх. Словно все шло по плану.
Занзас широко развел в стороны его ноги, взяв под колени.
– Вы не трахались лицом к лицу.
Вместо того, чтобы проигнорировать, Савада покраснел и начал объяснять:
– Я не совсем в его вкусе… Кейго больше нравятся девушки. Мы случайно познакомились, когда я заезжал за Ямамото в университет. Ему хотелось попробовать с парнем. Он не очень смелый, и у него больше не было шансов познакомиться с… с кем-то вроде меня. Ему нравятся европейцы, блондины. А я не блондин.
– Хотя похож на европейца, да? – отметил Занзас.
Савада посмотрел на него странно.
Он стащил с него боксеры и на несколько секунд отвлекся на себя, снимая рубашку и брюки. Ярость клокотала у него в груди, но Занзас тянул с выходом, чтобы услышать все, о чем ему рассказывали.
– Дешево, Савада, трахаться с парнем, которому ты даже не нравишься.
– Он не задавал лишних вопросов.
– Держи ноги.
Савада подчинился, прижав колени к плечам. Занзас раздвинул его ягодицы, погладил ритмично сжимавшееся отверстие, влажное от заранее внесенной смазки. Савада ахнул и откинул голову. Занзас пропихнул большие пальцы, оттягивая края, и посмотрел Саваде в лицо. Покрасневший от смущения, тот отвернулся. Закусил губу, дернулся, но ног не отпустил.
– Не слишком у тебя тут широко, – сказал Занзас и вставил рывком.
Нннаконец-то.
Он так долго этого хотел, что несколько раз остервенело двинул бедрами, словно удостоверяясь, что он внутри, трахает Саваду.
Савада не кричал, а только стонал беспомощно. Сжался так, что стало больно. Занзас погладил его член.
– Расслабься.
Савада кивнул и закрыл глаза.
Занзас двинулся осторожно – Савада мотнул головой. Занзас вытащил, сменил угол и снова толкнулся внутрь.
В прошлый раз все получилось само собой. Он перехватил хныкавшего Саваду у кабинета старика и притащил к себе. Савада – еще в школьной форме, только-только с самолета – сбежал в ванную и сидел там, пока Занзас не выволок его наружу. Как есть, голого, скинул на кровать и предложил трахнуться. Ему нравилось в этой идее то, что Девятый обязательно узнает: его неудавшийся наследник провел ночь с его голубым наследником. Савада не сопротивлялся, облизнулся на его член – не похотливо, а так, непринужденно-искренне, и еле-еле потом уговорил Занзаса на растяжку.
Он так увлекся воспоминаниями, что едва расслышал:
– Сильнее.
Поплывший Савада смотрел на него. Он отпустил ноги, перекладывая их Занзасу на плечи.
К счастью, он помнил не только вечер трехлетней давности. Были среди воспоминаний и постарше: огромное, горькое унижение от савадиной заморозки, от потери колец. Были те, что появились намного позже. Жгучее бешенство, когда Савада не ответил на первое сообщение: словно его использовали, словно тоже мечтали насолить Девятому и только, а сам Занзас ничего не значил. Он отрицал, что ждал ответа хотя бы на второе. Желание то гасло, то разгоралось, словно костер пещерного человека. Занзас и чувствовал себя так: пещерным человеком, от которого ушла добыча, и теперь неизвестно, как сложится его судьба.
Он долбился, как просили – сильно и без заботы о том, что будет с Савадой. Тот уперся локтями в пол: от каждого толчка его бросало назад. От напряжения у Савады, наверное, болели бедра. Он тихо постанывал.
Не выходя, Занзас поднял его в воздух, перевернул, ставя на четвереньки. Савада пискнул, как мышь, и оглянулся.
– Поработай задом, – сказал Занзас.
Он взял прежний ритм, но теперь Савада подмахивал, и было тяжелее осознавать, что он делает и с кем. Голова была совсем пустая, и все раздражение и ненависть, копившиеся в нем, тонули в этой пустоте. Он знал только жар, окружавший член, глубину, в которую он толкался, и похабные звуки, которые создавались, когда он входил до конца, которые издавал Савада – и, кажется, Занзас не был уверен – он сам.
Его пальцы оставят на бедрах Савады синие темные пятна.
Занзас не сразу заметил, что стало светло от загоревшегося пламени. Он сдернул Саваду с себя – тот замычал, протестуя – снова уложил на спину и вогнал член в раскрытую припухшую дырку.
Глаза у Савады были безумные и пустые, оранжевые.
Занзас кончил внутрь. Савада забился, как в припадке, и на грудь ему брызнула сперма.
Долгие сорок минут спустя, после душа и двух бутылок пива, выпитых молча, они лежали в кровати.
– Два раза в неделю, – говорил Занзас, – это минимум. Если ты пропустишь, я приеду и трахну тебя на твоем столе в твоем кабинете.
Савада молчал, задремав у него под боком.

Тсуна сползает с кровати, еще толком не проснувшись. Где-то рядом что-то бормочет во сне большое горячее тело, к которому он мгновение назад прижимался. Тсуна сдерживает испуганный вскрик, и тут же вспоминает все.
И свое признание, и усталый взгляд Девятого, и пошлую ухмылку Занзаса, поймавшего его под локоть в тот момент, когда он меньше всего хотел его видеть.
Словно хищник, почуявший запах мяса – легкой добычи.
Во сне он кажется младше и мягче. На подушке маленькое пятнышко от слюны. Беззвучно прыснув, Тсуна наклоняется, облизывает украдкой уголок рта. Глядит не мигая на пухлые губы, которые сразу же захотелось поцеловать.
Его тянет влезть под покрывало, обнять Занзаса руками и ногами, как его заставили сделать вчера, и будь что будет.
Но Девятый в его мыслях повторяет: «Это плохой выбор. Вы не должны видеться. Он заставит тебя страдать, и ты перестанешь справляться с обязанностями». Болью и сочувствием во взгляде он смутил Тсуну до слез.
Пока Занзас не обнаружил его отсутствия в своей постели, Тсуна торопливо одевается и уходит.

URL

@темы: Цуна, мини, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

12.06.2012 в 00:44

В общем по заказу анона "Арбуз, что-нибудь юстовое со стороны Занзаса". Заказчик, я очень старался, так что сильно не бей, если что не так.

Рыбка, ~4-5YL!X27 (Вычитано, но не бечено)

1151 слов

Занзас не собирался посещать прием по случаю окончания школы Савады Тсуны и части его хранителей, своих дел хватало более чем. Но дон Тимотео умел быть очень убедительным по части угроз.
Пришлось ехать на прием вместе со Сквало. Все остальные, его стараниями были разосланы на миссии.
Савада приветствовал гостей лично, стоя возле входа в особняк. Выйдя из машины, Занзас посмотрел на Тсуну, не без интереса отметив, что тот с последней встречи вырос: уверенная стать, в глазах уже нет затравленного выражения, а спокойный оценивающий взгляд.
Маленькая хищная рыбка. Это было интересно.
– Здравствуй, Занзас, Сквало.
Сквало, отделавшись формальным кивком, быстрым шагом направился к Ямамото, который стоял недалеко и был невероятно счастлив его появлению.
Занзас, нехотя пожав протянутую руку Савады, сразу ощутил насколько увеличилась его сила с последней встречи.
– Рад тебя видеть, – Тсуна посмотрел на него светло-карими глазами, улыбнулся только уголками губ. Мягкий толчок силы был неожиданный, но он не только не взбесил, но разогрел интерес Занзаса.
«Рыбка решила показать зубки?» – весело ухмыльнувшись, подумал он, но рыбке стоит быть поосторожнее, акулы могут съесть ее не задумываясь.
Вечер определенно обещал быть интересным.

Отойдя от Савады, который уже переключил внимание на следующего гостя, он захватил бокал виски с подноса с одного из снующих по залу официантов, устроился на диванчике и осмотрел зал. Здесь было очень много народу: главы мафиозных кланов, их жены, консильери и телохранители.
Элитный гадючник, в общем.

Не то, чтобы он был очень против соседства, если бы это был манекен, но две щебечущие девицы, неясно когда оказавшиеся под боком, порядком раздражали. Шепнув одной на ухо пару ласковых, Занзас получил удовольствие от того насколько быстро они исчезли из его поля зрения.
Удобно устроившись, он лениво размышлял о том, что такой изменившийся Савада интригует – кто знает, кем он станет еще через несколько лет, когда полностью войдет в управление делами Семьи. Да и сила у него только растет.
Тсуна разговаривал с приглашенными, с друзьями, успевая каждому гостю уделить внимание – не иначе школа Тимотео, а может и Реборна в том числе. Мягко улыбаясь, смеялся над какой-то шуткой, умело сглаживал возникающие неловкости между враждующими кланами. Он явно держал все под контролем.

Маленькая рыбка в стае акул. Очень хищная рыбка.

И к этой рыбке его тянуло магнитом. Ее хотелось сделать своей, ручной.
Занзас не мог не заметить, как Тсуна, занимаясь гостями, переговорами, танцуя с девушками, то и дело украдкой бросает на него голодный, жаркий взгляд.
Стоило встретиться глазами, как Савада тут же отводил их, обнимал за талию девицу, от которых ему отбоя не было, и снова улыбался своим собеседникам.

Рыбка хотела поиграть с одной из акул. С ним.
Но игру никак не начинала и это очень раздражало.

Занзасу так и хотелось что-то сделать с рыбкой-Савадой, то ли размазать по стенке, то ли сжечь его в своем пламени.
Вариантов было много, а своя, порядком подпорченная шкура, – одна. Подобные мысли пришлось засунуть куда подальше. Еще один бой с Савадой мог кончиться не в его пользу: ведь маленькие хищные рыбки бывают не менее опасны, чем большие и крупные.

Вечер шел своим чередом, расторопные официанты пополняли его стакан виски, гости обходили его стороной, девицы не отказывались от танцев с ним, но на большее не претендовали. А Савада все так же играл с ним в гляделки, избегая любых попыток общения.
Стоило лишь приблизиться, как Тсуна мягко переходил от гостя к гостю, словно бросая Занзасу приманку.

С этим нужно было что-то делать.
Внутренний голос предлагал развлечься: свалить с приема, заехать к мадам Роуз, снять пару пышногрудых девочек и развлекаться с ними до утра. Только вот вместо девочек перед глазами вставал Савада. Раскрасневшийся, обнаженный, с припухшими губами, прикрытый лишь шелковой простыней. Тянущийся к нему, желающий его.

Занзасу моментально стало тесно в брюках, и всякая попытка отогнать провокационные картинки из головы заканчивалась неудачей. Ему остро хотелось курить. Приспустив галстук, он не спеша направился к выходу, к относительной тишине и отсутствию людей.

Ощутив ночной прохладный воздух, Занзас с наслаждением затянулся и медленно выдохнул сигаретный дым.
Ощутив на себе чей-то взгляд, он повернул голову и наткнулся на Саваду, сидящего на скамье в тени. На террасе кроме них никого не было. Когда Савада успел сюда сбежать? Он весь вечер мозолил всем глаза.
И как его только хранители отпустили от себя?
В светлом дорогом костюм, сшитый у лучшего портного на заказ, в белой сорочке, в до блеска начищенных ботинках, он, сбежав от всех, пил что-то по крепости не отличающееся от его виски.
Юный босс Вонголы.
Приспущенный галстук и расстегнутая пуговица разрушали имидж «правильного мальчика». И улыбка на губах. Понимающая, ласковая, и чертовски раздражающая. А в глазах, на самом дне, плотский голод, откровенное желание.
Тсуна, не отрывая взгляда от Занзаса, качнул своим бокалом, выпил его одним глотком, и облизнул губы.

Разведка донесла, что Савада до сих пор был без девушки, и даже претенденток на место жены не было. Занзас, оперевшись на перила, усмехнулся, явно ощутив желание «рыбки» поиграть в куда более интересные игры. Рыбка знала толк в этой игре.

Тсуна неторопливо направился к Занзасу, на пути поправляя галстук и рубашку: босс не может выглядеть неопрятно.

Занзас видел Саваду насквозь, несмотря на его слабые попытки спрятать мысли, эмоции были виды как на ладони. И не слишком было сложно сказать по его поведению, что он задумал.

Тсуна уверенно подошел к Занзасу, обдав его волной желания. Савада пах слишком вкусно – смесь чистоты, коньячных паров и… мяты. Эта развратная невинность сбивала с толку.
Его до дрожи хотелось подмять под себя и отыметь, хотелось слышать его крики, стоны. Чувствовать его под собой, на себе. Савада словно чувствуя, что его хотят, желают не меньше чем он сам, глядя Занзасу в глаза, легко провел пальцами лацкану пиджака, скользнул в кармашек и, улыбнувшись, оставил там листок бумаги.
Не дожидаясь реакции, Савада резко развернулся и сделал вполне ожидаемое – юркнул в толпу танцующих. Все-таки в некоторых вопросах босс Вонголы оставался пугливой рыбешкой, дающей деру в случае опасности.
Занзас, видя поспешное бегство, громко расхохотался, но листочек развернул.

«Третий этаж, четвертая дверь слева»

Рыбка решила, что настало время для игры. Но и ей придется подождать.

Удовольствие нужно растянуть. Занять себя на час было проще простого: возобновить деловые связи, обсудить и назначить встречи. Время тянулось медленно, но Занзас знал, это будет стоит того. Помучить ожиданием Саваду, который только и делал что бегал от него весь вечер, было прекрасной, хоть и мелкой, местью.

Он стоял спиной к двери, и даже не дернулся когда, Занзас хлопнул дверью.
– Ты слишком долго, – хрипло заметил Тсуна, вжимаясь всем телом в Занзаса. Он хотел его, грелся об него.
– Бегать от меня не стоило, – едко заметил Занзас, притягивая к себе Саваду. Потеревшись носом о его шею, Занзас шумно вдохнул, щекоча дыханием шею Тсуны, и свободной рукой повернул голову, впиваясь в губы Тсуны. Мягкие, со вкусом коньяка и мяты. Безумное сочетание, срывающее все предохранители. Целоваться с ним было чертовски приятно.
Вдох-выдох один на двоих. Ритм пульса один на двоих.
Когда кончился воздух в легких, Тсуна слегка отодвинулся от губ Занзаса и тихо прошептал:
– Я уж думал, что ты никогда… – и прикусил припухшую губу, залившись краской, что вызывало ласковый смешок у Занзаса. Рыбка всегда останется рыбкой, даже с зубками.
И ночь обещала быть куда более приятной.

URL

@темы: Цуна, мини, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

11.06.2012 в 05:05

Юст Занзаса по Тсуне

961

Всю жизнь он терпеть не мог скользких по характеру девок.
На первом свидании Занзас не лез под юбку: присматривался. Второе свидание заканчивалось в постели, или нет – если девка была скользкой. Что ему могла дать женщина, кроме того, что у нее между ног? Он имел деньги, статус и власть, а в любовь не верил. (Шлюхами Занзас брезговал. Одна шлюха – он помнил только полы ее затрепанного шелкового халатика – таскала ему когда-то леденцы. Мать на нее никогда не бранилась).
К счастью, вокруг него водилось немало женщин, которым его любовь была не нужна. Он с трудом различал их по именам, они это знали, и так было очень удобно, всю его жизнь.
После Колыбели стало еще проще: наследников от него не ждали. Занзас мог вообще не жениться. Хорошенькую жену должен был найти Савада и сделать ей сына, лучше – только одного. Саваде в прошлом месяце как раз стукнуло двадцать. Подходящий возраст, чтобы узаконить отношения с какой-нибудь из своих баб, потерпеть две-три ночи, а потом вернуться к прежнему образу жизни.
Девятому, старой колоде, невероятно повезло с детьми: старших убили, усыновленный не собирался жениться, а наследничек предпочитал члены вагинам. В день каминг-аута, на радостях от предынфарктного состояния приемного отца, Занзас трахнул Саваду. Почти ничего не запомнил, кроме костлявых бедер, узкой задницы и рвано полыхавшего Пламени. Он тогда прижал Саваду к боку, забросил тощее колено себе на бедро и заснул. Утром Савады не было.
С того утра прошло три года, и ни одной минуты Вонгола Дечимо больше не оставался с ним наедине. Не ответил на сообщения – первое, с требованием новой встречи, и второе, выражавшее почти вежливый интерес: какого хрена, Савада?
Игнорировал, как будто ничего не было. Не было почти ничего, но Занзас ненавидел, когда его игнорировали.
И скользких девок, и Саваду Тсунаеши – самую скользкую из всех девок, которые ему попадались.
Хуже всего было то, что Савада ему снился. Сначала – сгибавшийся в непристойных позах, с раскрытыми ягодицами и вожделеющим текущим взглядом, насаживался на член Занзаса или брал его в рот. Позже – полностью одетый, с улыбкой-полуусмешкой на губах, которую Занзас время от времени видел в реальности, у настоящего Савады. Реборн его этой гримасе, что ли, обучил. Он постоянно был рядом со своим учеником. Несколько раз Занзас из любопытства посылал к нему убийц, но никто не вернулся.

Когда у него начало вставать на высунувшееся из рукава голое запястье – руки тонкой, маленькой, как у всех этих азиатов, и шею, видневшуюся за волосами, и щиколотку в носке под задравшейся брючиной, Занзас забеспокоился всерьез. Три года – это слишком долго.
Ему просто нужно было трахнуть Саваду еще раз, и все бы кончилось.
Увидев его в своем кабинете, Савада побледнел и схватился за ручку двери.
– Хватит бегать, – сказал Занзас и поймал его за шиворот.
Савада зажег Пламя; он вдруг запаниковал.
Занзас притиснул его к двери, просовывая колено между ног, почти усадил Саваду на себя. Савада безуспешно попытался соскочить.
– Я бы выебал тебя прямо здесь, – сказал Занзас, – на твоем неудобном столе, но за то, что устраивал мне три года, ты заслуживаешь…
В дверь громко, навязчиво, с интуитивной подозрительностью постучали.
Савада трепыхнулся у него на колене, ударившись затылком.
– Десятый?
Выругавшись, Занзас его отпустил.
– Этой ночью ты должен быть в моей спальне, – сказал он, дергая дверь. Гокудера Хаято уставился на него зло прищуренными глазами.
Разумеется, Савада не пришел.

Может, если бы не встреча в кабинете, Занзас в конце концов нанял бы иллюзиониста, трахнул реальную иллюзию и обо всем забыл. Но теперь он не мог оставить все, как есть. Не мог удовлетвориться только копией, он хотел, чтобы Савада был такой же настоящий, как в прошлый раз: с пульсирующей от желания дыркой, с мокрыми волосами, и с Пламенем.
Пламя было обязательным условием. Оно загорелось в тот момент, когда Савада начал подмахивать. Занзас не страдал избытком сексуального опыта с мужчинами, но в то мгновение ему было хорошо, как никогда в жизни.
Или это дурная память подменяла ему впечатления.

Савада пришел к нему сам, на исходе недели.
Он прикрыл за собой дверь и повернулся. Занзас заставил себя остаться в кресле, а не наброситься на него сразу – чего безумно хотелось.
– Я не буду с тобой спать, – сказал Савада решительно.
– Не спи, – ответил Занзас, пожимая плечами. – Трахнемся – и гуляй по своим делам.
– Ты меня понял.
В два прыжка Занзас оказался рядом с ним, хватая за шиворот.
– Плевать, – сказал он. – Раздевайся. Если не хочешь в драном потом ехать.
Савада покачал головой и вцепился в его руку. Его светло-карие глаза смотрели очень серьезно.
– Нет. Нет, Занзас.
Маленькая рука с тем самым запястьем повела его руку прочь. Занзас взбесился и дернул на себя сначала пиджак, потом рубашку Савады. Ткань затрещала, полетели пуговицы.
– Если я не захочу, ты меня не тронешь, – тихо сказал Савада. – Я ведь сильнее.
Занзас схватил его за пах, нагло, жестко щупая. Скривившись, Савада на несколько секунд прикрыл глаза. Щеки его порозовели.
– Вот как ты не хочешь, говно никчемное, – сказал Занзас.
– Я пол-особняка разнесу, не смей, – сказал Савада, часто дыша.
Пряжка ремня, ширинка, дерг! – одним движением стащить вниз штаны вместе с бельем. Член Савады стоял и приказам десятого босса Вонголы не подчинялся. Но Занзас облизнул пальцы и засунул их ниже, глубже. Узкое тугое отверстие поддалось через силу – Савада всхлипнул. Занзас погладил внутри. Найдя нужное место, нажал.
Савада почти лег на него – только стоя.
Свободную руку Занзас положил на его член.
– Нет, – промычал Савада и резко дернулся в сторону. – Я сказал, что не буду с тобой спать, и я не буду.
Он с трудом подтянул штаны и бросил короткий взгляд вглубь кабинета, где виднелась раскрытая дверь в спальню. От этого взгляда веяло мучением, непонятным, жертвенным и неизвестно кому нужным.
– Перестань меня преследовать, иначе я приму меры.
Савада не смотрел ему в глаза, застегивая уцелевшие пуговицы. Потом вышел, шоркая подошвами ботинок по мрамору пола. Занзас ожидал, что он остановится – подрочит в коридоре или вернется – но Савада ушел, как есть: с растянутой задницей и стоящим членом.
Никакие его меры Занзаса не волновали.
Он отказался от Вонголы. И хотя бы Саваду Тсунаеши имел право получить.


URL

@темы: драббл, Цуна, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

08.06.2012 в 01:13

Ну, короче, Мукуро\Реборн, мельком R27, предполагается кинк "секс под наркотическим опьянением"
Реборн понимает, что в кофе было что-то не то, когда лицо Мукуро, сидящего напротив, начинает то течь, то рябить, то раскачиваться из стороны в сторону. Его красный глаз то светится, как огонь прожектора, то превращается в яркого жука и улетает куда-то в сторону, и Реборн провожает его взглядом, едва не сворачивая шею.
Это не похоже на иллюзию, да и иллюзией не является. Реборн знает это, потому что Мукуро, кажется, тоже не в себе.
- Пошли, - говорит он, и глядит прямо, и один глаз у него пульсирует, как голое, разодранное сердце, а второй светится, расплываясь. Потом он берет Реборна за руку и тянет из бара, бросая на их столик какие-то купюры, огромную сумму, намного больше, чем стоил их кофе.
Реборн послушно – неужели с ним так бывает? – идет за ним.
Коридоры плывут, ковер под ногами ложится волнами, лестница пестрит провалами, поднимается вверх и падает вниз, они идут к гостиничному номеру, продираясь сквозь заросли растений, которые Реборн никогда и нигде не видел, хоть ему и довелось исколесить весь свет. Мукуро крепко сжимает его пальцы в своих и тянет за собой. Возможно, он знает дорогу через эти джунгли.
Потом они поворачивают и оказываются напротив оплетенной тяжелыми серебристыми нитями двери. Мукуро щелкает замком – нити с сочным чмоканьем сжирают карту-ключ – и проходит в номер. У Реборна был точно такой же через стену, но ему очень страшно одному туда идти, он не знает дороги. Он заходит в комнату за Мукуро, толкает дверь – она закрывается с металлическим скрежетом – и подходит к дивану.
- Что было в чашке? – спрашивает Мукуро от стены и, через секунду оказываясь рядом, прижимает лезвие трезубца к горлу Реборна.
- Не знаю, - говорит Реборн и не врет. Глаза кружатся по лицу Мукуро, сталкиваясь и разбегаясь.
Мукуро стоит пару секунд и молчит. Потом толкает Реборна на диван и впивается губами в его шею, даже царапает его кожу зубами. Реборн думает про вампиров, и комната отеля становится похожа на логово Дракулы. Над головой качаются подвешенные за хвост крысиные тушки, Дракула (у него разноцветные глаза, один красный, другой бирюзово-синий) целует его в губы, прикусывая их, и, кажется, ранит своими длинными клыками.
Реборн чувствует кровь во рту и закрывает глаза.
Когда он открывает их снова, он видит человека, спустившего его брюки, устроившегося на полу между его ног и увлеченно вылизывающего его член. Он видит яркий хохолок из темных волос на затылке человека, и в мозгу всплывает слово «туман».
- Туман? – говорит Реборн вслух. – Что бы это значило? Ты не знаешь, Мукуро?
Мукуро поднимает глаза и улыбается, прижимая член Реборна к своим губам.
- Понятия не имею.
Комната плывет и кружится. Реборн громко стонет и закрывает глаза.
Когда ему удается снова разомкнуть веки, он видит белый, изрешеченный огромными трещинами потолок. Реборн опускает глаза – он лежит на кровати, раскинув руки в стороны, кто-то вжимается в него своим телом, что-то горячее пульсирует рядом с пахом Реборна. Мукуро – Реборн уже его узнает – вылизывает его соски, кусает, катает на языке. Потом отрывается, скользит выше и целует Реборна. И глядит ему в глаза. У глаз Мукуро нет зрачков, их полностью заполняет яркая радужка, каждую секунду меняющая цвет.
Волосы Мукуро похожи на водоросли и лианы одновременно, они волной спускаются по его худым плечам и кусают Реборна.
Реборн отвечает на поцелуй, зарывается ладонями в волосы Мукуро, прижимается ближе и шире раздвигает ноги.
Потом он ничего не видит.
Потом Мукуро его трахает.
Реборн стоит, опираясь на локти, колени и оттопырив задницу, а Мукуро вколачивается сзади, сжимая ладонями его поясницу, то и дело опускаясь, чтобы поцеловать лопатки, или прикусить кожу на позвоночнике, или дернуть Реборна за волосы.
Реборн шипит сквозь зубы, подается назад, насаживаясь глубже, и видит впереди только рассыпающуюся на куски стену. Он думает, что их, возможно, завалит, а он еще не кончил, и подается назад еще сильнее.
Мукуро стонет мягким, слабым голосом, завывая, и Реборн вспоминает Тсуну.
- Сильнее и глубже, Никчемный Тсуна, всему тебя надо учить, - говорит он, и Тсуна из-за спины отвечает возмущенным пыхтением.
Реборн отстраняется, переворачивается и тянет к нему руку. Тсуна снова устраивается между его ног, толкается вперед, прижимается губами ко рту учителя, сноровисто скользит языком, кусается. Он сжимает член Реборна ладонью в пылающей перчатке, пару раз двигает туда-сюда. Потом опять целует, спускается к соскам.
Реборн думает о Мукуро. Глаза Тсуны меняют цвет, один становится синим, другой – красным, и Мукуро улыбается своими губами с его лица.
Реборн подается вперед, насаживаясь глубже.
Мукуро вколачивается быстрее и гладит мягкими пальцами его член.
Реборн закрывает глаза, всхлипывает и кончает.
Ему кажется, что он взрывается и рвется на куски, куски разносит по вселенной, они дрейфуют между планетами, туда-сюда, кружатся, а потом случайно сталкиваются и склеиваются не так, как раньше.
Он открывает глаза, комната перед ними плывет по спирали, тяжелые гардины с окон тянутся его задушить, а Мукуро, закрыв глаза, лежит на его груди и сопит. Реборн зарывается пальцами в его длинные волосы и закрывает глаза снова.
Он просыпается утром.
Безумно гудит голова, простынь смялась и жестким комом давит на поясницу, солнце бьет по радужке тяжелыми лучами.
Реборн хмурится и садится в постели.
- Ты проснулся, – говорит Мукуро, глядя на Реборна через огромное зеркало в двери шкафа. Его длинные волосы змеятся, узкой лентой спускаются к талии.
Реборн кивает, поднимается и идет к ванной. Тело болит, будто он всю ночь закапывал трупы.
- Ты доставил мне вчера хлопот, - говорит Мукуро ему в спину. – Что-то принял. Никак не хотел успокаиваться. Мне пришлось…
Реборн закрывает за собой дверь в ванную и больше его не слушает.


URL

@темы: драббл, Реборн, Мукуро

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

06.06.2012 в 04:52

Всех ненавижу люблю.
Ушел спать.

Вот ваш RSk, и он не вычитан, но я сделаю вид, что писал не я.

Скалл рывком открывает дверь - от себя. Высовывается в коридор, повисая на двери и смотрит снизу вверх.
- А... - посл паузы говорит он. - Это всего лишь ты?
Реборн дергает бровью, но в тени шляпы этого не видно.
Мансарда в высотке - это одновременно и подходит, и не подходит Скаллу. Высокие потолки, отсутствие видимой отделки, причудливо затвердевший бетон на полу, мебель, нарочито собранная из строительного мусора - много серого, много стекол, много металла. И очень много денег, отданных дизайнеру.
Реборн заходит без приглашения, отодвигает Скалла локтем и осматривается.
Тот громко фыркает, выражая недовольство его поведением и закрывает дверь.
Краем глаза Реборн наблюдает за ним: Скалл выпрямляется, откидывает худые плечи назад и засовывает руки в карманы джинсов. Джинсы старые и драные - не понятно, как они ещё держаться, и кажется, что это одна сплошная дыра, обрамленная неровной бахромой вылезающих ниток. Нарочито испачканная красками черная футболка с еле различимой надписью "sex is not the enemy" висит на Скалле, как на вешалке, и контрастирует со светлой кожей.
Реборн снимает шляпу и не глядя кидает её.
- Смотри, чтобы не помялась, - приказывает он.
Скалл ворчит что-то, кидает шляпу почти так же не глядя, и она повисает на вешалке у двери. Шлепая босыми по полу, он идет вслед за Реборном, ожидая вердикта, но не сдерживается. Скалл не умеет молчать.
- Ну, как тебе мои хоромы? - быстро говорит он, догоняя Реборна. Вопрос не подразумевает ответа. - Не пентхаус, конечно, но - что есть! Зато какой отсюда вид на закат! Ты поздно пришел, а то бы обзавидовался! Знаешь...
- Какая безвкусица, - спокойно прерывает поток слов Реборн и оборачивается на каблуках, заметив мотоцикл, стоящий в грузовом лифте у дальней стены. - Ты что, решил стать вторым Энди Уорхолом?
Скалл ошарашенно замолкает и смотрит на Реборна потерянно.
- Сколько ты отдал за эту квартиру, придурок? - Реборн ослабляет галстук и неприятно улыбается. - В любом случае, она того не стоила, могу поспорить.
- Да пошел ты!.. - бросает Скалл и отворачивается.
- Стой!
Слова бьются о высокие потолки, звучат громче и отчетливее, чем они есть на самом деле.
Реборн цепляет пояс джинсов, дергает на себя и, воспользовавшись замешательством, берет Скалла за шею.
- Хотел произвести впечатление?
- Нет...
- Обиделся?
- Нет!
- Значит, соскучился?
- Иди к черту, Реборн! - Скалл пытается вывернуться из его хватке, но Реборн хмыкает и сжимает пальцы сильнее.
- Ты и вправду так меня ждал, - интересуется он. - Или я могу попробовать принять за совпадение мокрые волосы, отсутствие косметики и этих твоих металлических игрушек?
На секунду выражение лица Скалла меняется, но он молчит и смотри на Реборна, рассержено и упрямо сцепив зубы.
Реборн смеется и толкает его к шершавой стене, вжимая в неё всем телом. Прикусывает кожу на ключицах, тянет.
Скалл задыхается беззвучным стоном, покорно и голодно обнимает за шею, откидывает голову, закидывает ноги Реборну на талию, и тот придерживает его за бёдра. Когда они торопливо и глубоко целуются, Скалл запускает пальцы в идеально уложенные волосы и сам пугается своей наглости.
Они кусают друг другу губы, но Скалл уже привычно сдается и подставляется, мучительно стонет, прижимается пахом и всем телом и пытается расстегнуть одной рукой мелкие пуговицы на рубашке. Реборн стискивает ладонями жилистые ягодицы, цепляется пальцами за рваные края джинсов, тянет... Треск рвущейся ткани заставляет Скалла вздрогнуть.
Оторвавшись от стены, Реборн доносит его до ближайшего кресла. И хотя до кровати остается каких-нибудь десять шагов, добраться до неё не представляется возможным. Скалл исступленно пытается приподняться. Реборн скидывает пиджак с рубашкой и галстуком, встает на колени перед креслом и грубо раздвигает худые ноги, тянет к себе и запускает руки под растянутую майку. От его грубых прикосновений Скалл всхлипывает.
Майка отправляется на пол. За ней следуют окончательно испорченные джинсы и трусы.
Когда Реборн прикусывает бледно-розовые соски, Скалл выгибается. Закидывая голову назад и цепляясь за плечи, он едва заметно покачивает бедрами. Его член трется о живот Реборна. Тот сильнее вдавливает Скалла в мягкое кресло, вылизывает грудь, шею и плечи, чередуя поцелуи и укусы. Словно делая одолжение и сжалившись, накрывает рукой член и медленно ведёт от основания к головке, гладит кончиками пальцев. Скалл толкается бедрами в ладонь, и Реборн отводит руку. Вместо этого он сжимает яйца, чуть оттягивает мошонку и отпускает, поглаживая двумя пальцами промежность.
Скалл закрывает глаза.
Реборн наклоняется и чуть раскрытыми губами касается головки, словно целует. Обводит языком. Дразнит. Его пальцы гладят анус Скалла.
- Там... - просит Скалл. - У меня есть...
- Ты же подготовился? - щуриться Реборн. - Тогда много не понадобится.
Он дергает Скалла на себя и приподнимает за бедра, разводит пальцами ягодицы и проводит языком по анусу. Скалла начинает трясти. Он судорожно хватается за подлокотники кресла и сжимает зубы.
- Вот это в тебе и прекрасно, - говорит Реборн, отрываясь и надавливая пальцем на анус. - Хотя бы в такие моменты ты молчишь.
Скалл скулит, придерживая ноги под коленями, пока Реборн трахает его пальцами, иногда вскользь задевая простату. И когда пальцы исчезают, ему стоит огромных усилий, чтобы не показывать в полной мере своего разочарования.
Реборн растегивает ширинку, несколько раз проводит рукой по члену, ведет им между ягодиц, останавливается и толкается бедрами. Скалл снова выгибается, тянущая боль мешается с удовольствием.
Реборн позволяет положить ноги ему на плечи и медленно двигается внутри, сначала туго, потом всё размашистей, наращивает темп. Скалл ловит ртом воздух, упираясь локтями в кресло, сам насаживается и со свистом выдыхает. У него закладывает уши и ноет в паху.
Реборн шлепает его ладонью по ягодицам и выходит, заставляет перевернуться, встать, одним коленом упираясь в кресло, и снова толкается, но уже одним резким движением. Держит за бедра, натягивая на себя. Скалл утыкается лицом в мягкую спинку кресла, цепляется за него зубами и пачкает слюной, дрочит себе и чувствует, как Реборн, кончая, сбивается и коротко стонет что-то неразборчивое. Ему самому до разрядки остается немного, но руки дрожат и почти не слушаются, ноги не держат. Рука Реборна накрывает руку Скалла, спину обжигает дыхание.
Бледные капли пачкают серую обивку кресла. Скалл вскидывает голову, тянется всем телом и стонет уже не сдерживаясь - долго и с удовольствием.
Реборн отталкивает его в кресло, и Скалл падает, снова утыкаясь лбом в спинку.
- Закат я, может, и пропустил, - говорит Реборн, тяжело дыша ему шею. - Но на рассвет ещё рассчитываю...

URL

@темы: Скалл, Реборн, мини

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

04.06.2012 в 18:37

Вычитано через одно место, но потом, отлежится вычитаю/отбечу
R27.

675 слов

Савада Тсунаеши стоял на неосвещенной террасе своего особняка: он сбежал с семейного ужина, где все шумно праздновали снятие проклятия аркобалено. Даже Вария решила приехать на ужин, нельзя сказать, что Тсуна и его хранители, кроме Ямамото и Рёхея, были очень счастливы ее приезду – ор Сквало и Занзаса периодически перекрывал шум других разговоров.
Тяжело вздохнув, Тсуна уселся на широкий каменный парапет и оперся на колонну. Там, за воротами, была обычная свободная жизнь.
Команда сильнейших получила ее, а вот кто сделает свободным его? Савада ненавидел все то, что происходило с ним – смертельные бои без права на ошибку, враги, которым больше нечем заняться, как разрушать мир, безумные родственнички, решившие взвалить на его плечи груз ответственности за семью... Он всего лишь хотел ходить в школу, учиться, любить Кеко, – заниматься всеми самыми обычными вещами, а в результате сплошные проблемы и обязанности.
– Боссу не положено прятаться от семьи… – раздалось за спиной, и до Тсуны донеслась смесь запахов дорого одеколона, сигарет и виски. До недавнего времени Савада не подозревал, что подобная смесь запахов может сводить с ума, окутывать в кокон и утягивать в темные глубины желания. До недавнего времени он не знал, что хочет он не Кеко.
– …Глупый Тсуна, да? – его больше всего раздражало это глупое прозвище, а вот голос низкий, с хрипотцей ласково гладил по загривку как котенка. Так и хотелось свернуться под боком у Реборна, зная, что этого просто невозможно. – Ну и когда ты свалишь?
– Уже не хочешь меня больше видеть? – смена тона резко, болезненно ударила по нервам, выбивая почву из-под ног. Вот так легко? После стольких лет он вот так просто развернется и уйдет? Тсуна в шуме бешено забившегося пульса едва услышал, как резкий голос сказал, – Хорошо. Через два часа меня здесь не будет, Савада Тсунаеши.
И не дав ему и слова сказать, тихо исчез, оставляя пустоту и смесь запахов после себя. Тсуна устало откинулся на колонну, прикрыв глаза. Короткий разговор с Реборном его вымотал куда сильнее, чем самая долгая тренировка с ним же.
Вот и все, теперь все правильно.
Реборн закрыл самый успешный контракт в своей жизни и получил к этому кучу дополнительных бонусов, а Савада стал одним из сильнейших боссов мафии и потерял что-то, что нельзя было пощупать или измерить.
А там, внутри, все сжималось, нервно билось, бессильно рычало и заставляло плюнуть на все моральные устои.
«Интересно», – раздраженно подумал Тсуна, сползая с парапета. Он не мог злиться на Реборна – только на себя. – «Почему из всех людей на земле я выбираю не Кеко, а этого довольного всем мудака? »

Но до апартаментов Реборна ему не дали добраться его же хранители, которым срочно понадобилось спросить у него какую-то информацию, про которую он не помнил и вспоминать не хотел, но отказать семье он не мог. Разрешив "глобальную" проблему, потом уняв, начавшуюся было драку между Ламбо и Гокудерой, в очередной раз что-то не поделившие, Савада скорым шагом поспешил решать уже свою проблему.
– Быстро же ты, – заметил Тсуна, входя в убранную комнату, в которой уже не осталось следов пребывания Реборна. Ногой закрыв дверь, Савда встал, преграждая ему путь. Реборн же, остановившись, молча посмотрел на него, придавливая его непроницаемым, тяжелым взглядом из-под шляпы.
– Попытка неплоха, но не думаю, что это хорошая идея, Тсуна, – хриплый прокуренный голос, циничная ухмылка на губах. Реборн обошел его и направился неспешным шагом к двери.
«Остался последний шанс, и нужно его хотя бы не проебать»,– нервно усмехнувшись, подумал Тсуна, развернувшись и схватив Реборна за руку. Когда все превратилось в театр дешёвого актера? Реборн – лучший киллер, опытный наемник, его наставник. Мало он получил уроков от своего репетитора и хочет получить самый последний?
– Знаешь, я тебя ненавижу, – прошептал Тсуна, уткнувшись в спину Реборна. Черная шелковистая ткань пиджака охлаждала горящие щеки, Савада сам не понимал, что творит. Смелый только на поле боя, так почему его так трясет от простого признания? – Так почему… Почему я не могу отпустить тебя?
Смяв в пальцах ткань, Тсуна все еще что-то говорил какую-то чушь, а Реборн все стоял и безразлично слушал. И почему-то уходить не спешил.
– Так почему ты не хочешь, чтобы я уходил? – спросил он, в который раз выбив почву из-под ног. Но в этот раз опору под ногами потеряет Реборн, с улыбкой подумал Савада.
– Ты забыл научить меня кое-чему важному. Любить тебя.

PS

последняя фраза по-моему неудачна, но увы, ничего пока в голову не пришло.

URL

@темы: драббл, Цуна, Реборн

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

04.06.2012 в 01:41

6926. До встречи где угодно.

349 слов мути Т_Т

Фран не рассчитывал на такую странную встречу с учителем в реальности - Мукуро спал глубоким спокойным сном, восстанавливая силы.
Проникнуть в Вендикаре и заменить тело Рокудо на иллюзорное было сложно – слишком много сил ушло на создание, перемещение, поддержание самой иллюзии. Фран чувствовал, что это – высший пилотаж его умений, только вряд ли кто оценит его подобные старания.
Капитан Сквало опять наорет за что-нибудь, Бельфегор напихает ножей в спину, а учитель опять умчится на край света от Вендикаре и за Хибари Кеей. У него была какая-то нездоровая страсть к нему, что Фран считал очень глупым и регулярно получал за это по шее. А хотелось, чтобы Рокудо уже в конце концов успокоился и перестал строить планы по уничтожению мафии – он сам являлся ее частью.

Фран рос безумно одиноким. Почему он и сам понять не мог, пока не встретил Мукуро в своем подсознании. Учитель, объяснив почему Фран часто чувствует себя одиноким, показал ему несколько фокусов. Рокудо оказался очень заботливым, нежели родители, которые бросили его у не менее занятой бабушки-директрисы школы по соседству.
Организация общего подпространства в сознании было первым уроком для Франа и Мукуро, с которым они успешно справились. Может, Мукуро был не самый лучший учитель по теоретической части, но занятия по части создания и поддержания иллюзии он вел отменно.

Причина тренировок в подсознании Франа была простой – тело Мукуро в колбе в подземельях Вендикаре, куда внутрь даже подсознание Рокудо проникнуть не может; а он – сначала у бабушки, а потом с легкой руки Рокудо - в Варии, под присмотром Занзаса. Но даже оказавшись среди «дурдома», он оставался одиноким, несмотря на издевки Бельфегора. Какое-то теплое чувство появлялось лишь рядом с учителем. Почему?
Сев рядом на стул рядом, Фран рассматривал учителя. Тонкий, темноволосый, с отросшими волосами, прядями змеившимся по подушке. Запавшие от усталости глаза, узкие губы, длинные ресницы, каким-то образом совершенно не испортившиеся. Кожа такая тонкая, с просвечивающими жилками, только тронь – лопнет. Рокудо даже в таком состоянии был слишком красив.
Франу вдруг захотелось его спрятать, запереть в своих иллюзиях и никогда не выпускать – сил хватит, только зачем? Неужели он такой собственник, похлеще Бельфегора?
- Мелкий, - разорвал тишину хриплый голос. – Запомни, ты никуда от меня не денешься.


анон-заказчик, прости если не оправдал ожиданий, чота голова ничо кроме этого выдавать не хочет.

URL

@темы: драббл, Мукуро, Фран

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 23:31

R27. До встречи в Париже.

читать

- Уходишь, - констатировал Тсуна, опершись на дверной косяк комнаты. Реборн методично укладывал вещи в чемодан, даже не посмотрев на вошедшего. Четкие размеренные движения рук, перекатывающиеся мышцы под ярко-желтой рубашкой. Он уже настолько привык к Реборну в своей жизни, что не представлял, как он будет жить без его ехидных замечаний, без его тычков.
Он даже не сказал ему о своем отъезде. Это бесило?..
- Мои услуги здесь больше не нужны, - пустой, безжизненный голос. Реборн натянул черный пиджак, черный как смоль, и, подхватив чемодан, подошел к Саваде. Дернув его за галстук, он заставил Тсуну запрокинуть голову и впился жестким поцелуем в его губы, сминая их.
У Тсуны перехватило дыхание от голодного чувства в поцелуе, он поддавался, прижимался к сильному, гибкому телу Реборна, забыв про свои руки.
Саавада сам не знал, когда ненависть к Реборну сменилась необходимостью в нем. Это было так грязно, так пошло для новоиспеченного босса мафии желать своего репетитора, наставника.
Он всегда его за это ненавидел. Первая тренировка, первый бой, первый поцелуй, первый секс, через все он проходил с ним. Чувства к этому ублюдку изматывали, иссушали, но без него было еще хуже чем с ним.
Несколько моментов спустя, Тсуна ощутил как Реборн, оторвавшись от него, поправил на нем слегка смятый галстук, и вышел, обдав холодным равнодушием.
- Какого черта, Реборн? – голос едва не сорвался.
Ответом была тишина и удаляющиеся шаги. Он не мог остановить Реборна - контракт был заключен с Девятым, а предлагать ему работать на себя было смешно.
Нужно было учиться жить без него, а сил хватило лишь на то, чтобы захлопнуть дверь, сползти на пол и беззвучно разреветься, как тогда, в четырнадцать.

Год спустя
- Откуда это? – спросил Тсуна у секретарши, обнаружив среди почты конверт без обратного адреса. Он уже имел дело с подобной почтой – пожелания сдохнуть побыстрее он получал регулярно, но ожидания не оправдывал. Но на конверте был слишком знакомый аккуратный почерк. Записки с инструкциями, с местами встреч, с цитатами из Цицерона, Платона, Овидия. Вся эта куча записок до сих пор в потайном ящике стола лежала.
«Ненавижу тебя, ублюдок» - со злостью подумал Савада, прочитав коротенькую записку, выпавшую из плотного конверта.
«Париж, Савой, 327. R».
Честность никогда не была сильной стороной Реборна.


чур не убивать за невычитанность и корявость

URL

@темы: драббл, Цуна, Реборн

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 22:20

говнодраббл

Сакура взмахнула своей нижней веткой и осыпала горсткой лепестков труп. Труп не среагировал.
- Ты точно уверен, что он мертв? – Мукуро чихнул и нервно потер глаза.
Похоже, у него началась аллергия. Сакура внутренне возликовала.
- Да. Я убил его.
- Ложкой?
- Как и договаривались. Ты проиграл, Мукуро.
Хибари усмехнулся. Сакура застонала. А Мукуро плюнул.
- Хорошо, но закапывать будешь ты.
Засранец сел у ее корней и… начал снимать пидорский плащ. Сакура возмущенно тряхнула всем своим телом. Эти извращенцы собрались заниматься этим прямо у нее на корнях. Опять! Она им болельщица что ли?
- Тебе не кажется это странным? - простонал Мукуро.
- А?
- Ну, тут труп, знаешь ли.
Сакура согласно закивала, подтверждая.
- Он мертв.
Мукуро устало вздохнул и закрыл глаза.
«Наверное, думает о Лондоне» - сочувственно подумала Сакура.
Она видела это уже не в первый раз, и ей было скучно.
«Только корни не заляпайте!»
Хибари отложил лопату и вытер со лба пот. Яма была небольшая, но глубокая.
- Может мне тебя туда спихнуть? – Мукуро прищурился и отвернулся.
- Не спихнешь.
- Не спихну.
«А жалко!»
Сакура взмахнула на прощанье своей самой длинной веткой и приготовилась ко сну.
«До следующей недели»
Все-таки без людей ее жизнь была бы слишком скучной.


URL

@темы: драббл, Мукуро, Хибари

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 22:02

пра котегов.
заказчик, пожалуйста, прости - я так не хотел(

859

Целыми днями больной мальчик лежит в постели. У него нет сил, чтобы ходить в школу, как все остальные, или играть на улице. Он не помнит, когда в последний раз держал в руках мяч или прикасался к цветущей зеленой ветке. Нет, мальчик не скучает – ведь прелесть игры на свежем воздухе с друзьями ему попросту неизвестна.
У мальчика есть два котенка: черный и белый. Черного котенка он назвал Ямамото, а белого – Гокудера. Так звали очень дружных ребят из книжки, которую он прочитал.
Ямамото принесла ему мама, чтобы он не скучал (ведь мама не знала, что ему вовсе не скучно). Ямамото был очень веселый котенок. Он бегал по полу, стуча коготками, и умел ловить маленький круглый мячик, который его хозяин бросал с кровати. Подпрыгнув, Ямамото сжимал мячик обеими лапками, подкидывал его в воздух и долго гонял лапой, пока мальчик не принимался звать его по имени. Тогда Ямамото садился, и на мордочке как будто расцветала улыбка.
Гокудера однажды забрался на дерево, которое росло у мальчика за окном. Он сидел на краешке ветки и громко плакал. Под деревом рычала соседская собака. Мальчик так хотел помочь, но ему пришлось дожидаться матери. Она спасла Гокудеру от собаки и оставила жить в комнате мальчика.
Мама не подумала, что котята теперь забудут про мальчика и будут играть вдвоем. Нет, ведь это были очень хорошие котята, веселые, подвижные, здоровые. Но если бы мама задумалась, то сделала бы это зря.
Мальчику совсем, совсем не было скучно.
Каждое утро его будит Гокудера. Он запрыгивает на кровать, топчется лапками по ногам мальчика, кладет мягкую лапу ему на лицо. Хвать! – выпускает коготки. Мальчик открывает глаза и смеется, но Гокудеры след простыл. Ведь Ямамото тоже нежится в корзинке. Гокудера бьет его по голове, щекочет пушистеньким белым хвостом. Мурлыкнув, Ямамото хватает его лапами и принимается жевать.
Мальчик смеется.
И за окном смеются: соседские дети идут в школу большой шумной компанией.
Гокудера запрыгивает на подоконник и мяучит им вслед, да так истошно, что дети останавливаются послушать и хохочут над ним, пока он нервно меряет шагами подоконник.
Заскучав без друга, Ямамото незаметно подкрадывается сзади и опрокидывает Гокудеру на пол. Фыркнув, Гокудера встряхивается. Он садится, чтобы вылизать шерстку. А Ямамото тут как тут. Подставляет бок и спину под шершавый розовый язычок.
Мальчику несут завтрак.
Потом он читает, а котята резвятся в свое удовольствие, бегая по всему дому.
Когда мальчику нужно в туалет, он осторожно свешивает с кровати слабые ноги. Встает, держась за стену. Ему положено звать маму, но он частенько об этом забывает.
Так хорошо стоять ногами на твердом полу. Так хорошо делать шаги. Мальчик старается запомнить все эти ощущения, потому что доктор недавно говорил про «ухудшение». Когда у него «ухудшение», мальчик не может вставать, не может даже читать, а мама все время сидит и держит его за руку.
Ямамото и Гокудера его таким еще не видели, и он не хочет разочаровать их.
Котята растут быстрее, чем он.
Настает зима, приходит ухудшение, и мальчик почти не помнит декабря. В новом году он просыпается, когда мама приходит из храма, у нее заплаканное лицо. Он знает, о чем она просила.
Оказалось, что Ямамото и Гокудера изменились. Ямамото стал большим, как взрослый кот. Гокудера все еще казался котенком – но его шерсть уже не была такой мягкой, как раньше.
Они все еще играют с мальчиком, Ямамото носит ему мяч, Гокудера развлекает забавными выходками. Они старательно умывают друг друга по нескольку раз в день, смешно укладываются в общей корзинке, немыслимо переплетаясь пушистыми телами. Ямамото пугает Гокудеру, нападая на его хвост. Подпрыгнув высоко, почти на метр, Гокудера бросается в драку. Они катаются по полу, застывают, напряженно грызя друг другу уши, лапы и хвосты. Мальчик смеется до слез, а отсмеявшись, долго утирает глаза.
Так долго, что они становятся почти такими же красными, как у мамы после храма.
Мальчик рассказывает доктору о своих друзьях. Он немного смущен, что доктора это интересует. Доктор накручивает на пальцы длинные завитые бакенбарды.
Ямамото так хорошо ловит, что мог бы играть в бейсбол, захлебываясь с непривычки словами, говорит мальчик.
Гокудера так часто сидит на окне, как будто бегает курить, улыбается мальчик.
Я так люблю их, жалко, что я не кот. А если бы Ямамото и Гокудера были мальчиками, было бы еще лучше, да?
Приходит весна.
Ямамото превращается в мускулистого короткошерстного зверя с желтыми глазами и длинным гибким хвостом. Когда он запрыгивает на кровать, мальчику кажется, что она прогибается под его весом. Гокудера изящнее и легче, да и смахивает больше на кошечку. Но его когти острее, а нрав опасней. Недобрыми зелеными глазами он сверкает в сторону идущих мимо окна детей. Того гляди – сорвется кому-нибудь на голову и, по-особенному громко, как умеет, вопя, располосует лицо.
Мальчик гладит лежащих рядом котов обеими руками. Они трутся об него головами, выгибают спины и дерутся за право оказаться под правой рукой.
Однажды в апреле комнату наполняет дикий рев. Мальчик в испуге отбрасывает книгу. Мама ушла за покупками и скоро придет, но что, если случилось ужасное? Что, если она вернется, а будет поздно? Он встает.
Ревут коты оба, но Ямамото – громче. Белого Гокудеру под ним почти не видно, Ямамото ритмично дергается вперед. Уши Гокудеры мокрые от его слюны.
Мальчик, замерев, разглядывает их, а потом ложится, подтягивая к себе ноги.
Он плачет, потому что рад за своих друзей.
В мае Тсуна засыпает надолго, и ему снится длинный красивый сон.


URL

@темы: драббл, Цуна, Ямамото, Гокудера

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 21:42

анон из предыдущего треда, я тоже люблю "Анастасию"!

R27, Париж

Сирота по кличке Тунец слонялся вдоль касс. На железнодорожном вокзале было холодно, пели сквозняки, толкались люди, толстые и неповоротливые от шуб. Тунец пристроился в конце очереди и затрясся, дыша на пальцы. Когда дошёл до кассы, чувствовал себя мороженой курицей.
- Мне билет в Париж, пожалуйста, - сказал он.
- Виза, - лениво сказала толстая тётка в пуховом платке. Из окошка кассы пахло бульоном и печеньями. У Тунца подвело живот.
- Виза? - растерянно спросил он. - У меня нет визы.
Тётка яростно глянула, надулась. Рыжий шиньон встал дыбом.
- А нет визы, нечего и ездить! - проорала она, и Тунец шарахнулся. Дверцы кассы с треском захлопнулись. Ошарашенный, Тунец попятился, и его схватили за руку.
- Найди Гокудеру, - пробубнил старик, похожий на говорящий пень в шарфе.
- Чего?
- Гокудеру! У него можно достать визы! Но я тебе ничего не говорил.
Он отпустил Тунца и поковылял прочь.
- Спасибо, - пробормотал Тунец ему вслед.
Ветер пронёс по земле обрывок газеты. Заголовок гласил о миллионере из Франции, разыскивающем своего внука.
Тунец, поскользнувшись на газете, пошёл искать Гокудеру.

А Бьякуран за Распутина.

URL

@темы: драббл, Цуна, Реборн

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 19:44

Занзас/Цуна. У Занзаса стоит на пламя Цуны. (эх, фанон такой фанон)
кажется, не совсем то...

144

Такого чистого пламени у Занзаса никогда не будет. Нет Неба без Урагана, нет гармонии без разрушения, они навеки сплавлены в нем, и он уже не мечтает их разделить.
В детстве Занзас хотел большой дом, собаку и вкусное мясо, которое попадало на стол только на праздниках.
В юности он очень хотел Вонголу.
Потом он хотел чистое пламя.
Ему удалось получить все: у него есть большой дом, много послушных людей вместо одной собаки, мясо в любой момент, когда он пожелает, и Савада Тсунаеши.
Савада Тсунаеши – верхом на его члене – выгибает спину так, как могут только подростки. Чистое идеальное пламя Неба горит у него на лбу. Оно растекается по телу вместе с потом. Смешивается с потом Занзаса. Савада – беспомощный, подчиненный, удовлетворенный – хнычет. Занзас целует его, как будто хочет проглотить пламя. Они сталкиваются головами.
Несколько секунд пламя горит на его лбу.
Всего несколько секунд, пока кончает Савада Тсунаеши.

URL

@темы: драббл, Цуна, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 18:41

Для анона. желавшего драббл с Гокудерой и Реборном. Джен.

271

Формально Десятого не от чего предостерегать. Реборн хорошо делает свою работу.
Одобряет Гокудера его методы или нет – никому не интересно. Даже самому Гокудере.
Ему все время кажется, что Реборн ведет игру, так давно, так тщательно распланированную, что тех, кто мог бы о ней рассказать, уже нет в живых. Но Гокудера не понимает способов, не видит целей. У него нет гиперинтуиции, чтобы проверить себя.
Сначала время не слишком торопится. За часом час, за неделей неделя, то срываясь в бешеную скачку, то замедляясь до полного торможения, дни проходят один за другим. Потом они становятся старше.
Гокудера становится подозрительнее.
Реборн – или ничего не предпринимает, или ничего не добивается. Планы не срабатывают.
Ничего не добивается… Ничего не хочет?
Они единственные из всего окружения Десятого Вонголы курят. Они вместе стоят на крыльце, глядя на искрашенную солнцем золотую траву.
Реборн выпускает дым колечками. Не может без понтов. У него с этим еще хуже, чем у Гокудеры. Небрежно закатаны рукава белой рубашки, пиджак перекинут через плечо, шляпа с оранжевой полосой, бакенбарды и неизменный стеклянноглазый Леон. Образ совершенный, даже не к чему придраться.
Поймав его косой взгляд, Реборн улыбается краешком рта.
Но он молчит – молчит, молчит! почему? – и выпускает новое колечко.
Потом говорит:
– Тяжело, Гокудера?
Гокудера не ждет вопроса. Он делает вид, что не понял.
– Сейчас нормально. Ситуацию стабилизировали.
Оперевшись локтями на перила, Реборн стряхивает пепел.
– Благодаря тебе.
– Моя заслуга незначительна.
– Ты понял, что Тегано не тот, за кого себя выдает.
– Он показался мне подозрительным.
– Потому что ты умеешь следить за людьми.
Сжав зубы, Гокудера смотрит ему в спину. Реборн оборачивается. Он держит пальцами окурок, как пулю, и протягивает ему. Гокудера берет.
– Замечательный параноик, – от удовольствия Реборн прищелкивает языком.
И Гокудера остается один.


URL

@темы: драббл, Реборн, Гокудера

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 15:20

ты заставил меня вспомнить про Бестера и теперь я думаю какая бы у него реакция на Натса была, они вроде в фиках еще не пересекались

Бестер/Натс, намеки на Занзас/Тсуна

810

Натс путается у хозяина под ногами, подтявкивая от страха. Жмется головой к тсуниному колену и был бы рад вернуться в коробочку, но пока нельзя. У них официальный визит. Тсуне неловко, потому что он чувствует то же самое.
– Натс, – шепчет Тсуна успокаивающе. – Эй, Натс.
Львенок ростом невысокому Тсуне по пояс и, кажется, уже больше не вырастет. Он покорно ложится у его ног и закрывает лапами глаза.
– До чего напуган этот славный львеночек, – Тсуна оборачивается на голос и видит Луссурию. Тот едва заметно ухмыляется, протягивая руку, чтобы потрепать Натса по загривку.
– Не стоит его трогать, – говорит Тсуна, и Луссурия отдергивает ладонь, с любопытством уставившись на него.
– Укусит? – спрашивает он с затаенным восторгом.
– Откусит, – поправляет Тсуна. – Он сегодня нервничает.
Луссурия задумывается. Просияв улыбкой, вытягивает указательный палец.
– Мне передать боссу, чтобы ничего не засовывал тебе в рот, Савада Тсунаеши?
– Если не затруднит, – вежливо говорит Тсуна.
Между шуткой и оскорблением у Луссурии всегда тонкая граница, и к нему привыкнуть было сложнее всего, но Тсуна смог. А когда привык, стало проще подбирать ответ.
С Луссурией безотказно работала вежливость и серьезность, которых он не выносил.
– Какой же ты милый, Вонгола Дечимо, – улыбается Луссурия, и пол-лица, как обычно, скрыто за очками.
Настолько милый, что сестричке трудно поверить, будто там, за закрытыми дверями, тебе действительно никуда ничего не засовывают, повисает в воздухе недосказанное. Тсуна поправляет галстук. Луссурия хватается за голову.
– Не стану больше тебя задерживать. Босс заждался.
Он уходит, забыв о своем желании кое-что «передать» Занзасу и гнусаво напевая под нос.
Тсуна наклоняется к Натсу.
– Посиди здесь, ладно? Я скоро освобожусь.
Натс поднимает на него печальные оранжевые глаза и по-человечески вздыхает.
Тсуна без стука входит в тяжелую дверь.

Натс боится запахов в этом особняке. Здесь пахнет красным пламенем. Большой красной кошкой, злой и кусачей, которая бодает его в зад и гоняет по дому. Искусав ему ноги, Ури обычно считает свой долг исполненным и ложится у порога, словно засыпает – но на самом деле она чутко следит за его передвижениями сквозь тонкую алую щелку глаз.
Красного здесь вообще слишком много. Натс смотрит на дверь и тоскливо моргает. Тсуны так долго нет…
Дома, мечтает Натс, можно будет попросить молока в большую жестяную миску. Потом – побегать вокруг особняка Вонголы, потом – улечься спать в кровать Тсуны, большую и удобную. Кто-нибудь сядет чесать ему гриву. Будет так хорошо.
Вскочив от внезапного чувства тревоги, Натс поднимается на задние лапы и шлепает передними о запертую дверь.
Еще не успевают зацепиться о поверхность когти, как мощным ударом его отбрасывает прочь.
Запах красного огня невыносимо силен, но все же не настолько, чтобы полностью перекрыть запах Небесного пламени, нежный, приятный и родной.
Зацепившись выпущенными когтями о ковер, Натс панически дергает лапой. Красный запах приближается сзади. Зарычав, Натс поворачивает голову.
Это Бестер.
Обмерев на секунду, Натс выпрямляется, высвобождая застрявший коготь. Его рычание становится глухим и ровным.
Бестер огромный и страшный, но не так, как Ури: Ури подлая, а Бестер просто сильный. Удар – это не демонстрация силы и не метод устрашения, это предупреждение: не смей мешать.
И не смей портить дверь моего хозяина, возможно.
Бестер наклоняет голову и трется мордой о его макушку в знак приветствия. Немного расслабившись, Натс трется в ответ. Они сталкиваются мокрыми носами, и Бестер проходит боком вперед, фыркает, махнув длинным хвостом. Натс ловит пушистую кисточку, навострив уши. Бестер толкает его мордой. Еле удержавшись на лапах, Натс застенчиво подставляет макушку под мощную шею. Бестер кладет на него тяжелую голову.
Вот и подружились.
Тсуна очень редко берет его с собой в это место, а Бестер выбирается отсюда еще реже. Встречались они раза два, и все – среди множества людей, когда не было возможности познакомиться ближе.
Натс доверчиво трусит следом за новым другом. В конце концов они оказываются в саду на заднем дворе. Бестер валится в траву и перекатывается на спину, подставляя живот солнцу. Мяукнув от восторга, Натс валится рядом. Не то чтобы дома у него нет сада с травой – но одному кататься так скучно.
Бестер кусает его за ухо. Зарычав от удовольствия, Натс дергает лапами. Бестер переворачивает его и всей тушей наваливается сверху. Натс выгибает спину, чтобы сбросить его, и рычит все громче и яростней, Бестер вторит ему таким же низким рыком. От восторга Натс тянет зубами белую гриву, а Бестер снова кусает его за ухо.
Может быть, на свете и есть Небесные львицы, но Натс не видал ни одной. Вот Небесно-Ураганных лигриц точно нигде не водится…
Бестер с вожделением грызет его шею и уши. От сильных толчков Натс едет по скользкой траве, рыча, как никогда в жизни.
Он благодарен Тсуне за поездку.

– Твой лигр трахает моего льва, – говорит Савада, бледнея и раскрывая глаза.
Занзас откидывает голову назад, где окно.
В перевернутом изображении Небесный львенок Савады катается спиной на его Бестере.
– Не похоже на изнасилование, – равнодушно замечает Занзас.
– Отгони его, он же раздавит Натса!
– Ничего не раздавит.
– Тогда я сам отгоню.
Занзас неторопливо потягивается, а потом резко хватает Саваду за галстук, притягивая к себе.
– Завидуешь… – цедит он иронично, – …так и скажи.
Вопреки его ожиданиям, Савада вспыхивает и опускает взгляд.

URL

@темы: драббл, Цуна, Натс, Бестер, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 03:39

Вот я все такое мечтаю прочитать: Типа Занзас с Цуной в одного и того же человека влюбились, неважно, мальчика или девочку, и после смерти этого человека сошлись, пиздострадания там и все такое. Понимаю, что для драббла это слишком длинно, но может все таки получится?

722

Гример хорошо потрудился, и кажется, что она просто спит. На красиво уложенные волосы падает снег. Падает на лицо, на руки, на ее светло-зеленое пальто и длинную серую юбку. И не тает. Поэтому ясно, что ее ресницы не затрепещут, рот не приоткроется.
Дыру на виске совершенно не видно. Гример хорошо потрудился…
Сцепив зубы, Тсуна застывает, как истукан. Он больше похож на мертвеца, чем лежащая в гробу Кеко.
Ямамото хлопает его по плечу, Гокудера растерянно топчется. Оба не знают, что сказать. Хару плачет, зарывшись подурневшим лицом в платок. Она старается не шуметь, быть незаметной, но все остальные ведут себя так тихо, что ее усилия проходят впустую.
Тсуне не нужны утешения.
Ему нужна Кеко.
Однажды в будущем молодого мужчину с такой же дырой в голове положили в гроб, украшенный лилиями, и отнесли далеко в лес. Через несколько дней крышка отодвинулась, и мальчик, смутно напоминавший мужчину, сел в гробу.
Гроб Кеко тоже украшен лилиями. Тсуна не потакает своим страхам, но ее тело не зароют в землю, а отнесут в склеп, и Кеко будет лежать рядом с другими членами семьи. Хотя до свадьбы был еще целый месяц.
Его губы начинают дрожать. Тсуну колотит и немного тошнит от голода. Он бессмысленно переводит взгляд с одного человека на другого, не замечая, на кого смотрит и как долго.
Ему, конечно, не позволено нести гроб.

Продрогнув до костей, Тсуна уходит к себе в кабинет. Он надеется запереться и провести там остаток дня. Но его кресло занято.
– Чего тебе? – спрашивает Тсуна. Ему поразительно не до вежливых манер.
Занзас даже не сбрасывает ноги со стола. Он выглядит бледным – почти таким же, как хозяин дома.
– Зашел пособолезновать, Савада.
– Спасибо. Уходи отсюда.
Занзас поднимает руку с бутылкой. Она громко стукается о стол донышком.
– Я не настроен на аудиенцию, – говорит Тсуна. – Уйди, пока я не…
Сжав губы, он мотает головой, пытаясь прогнать раздражение. В груди опасно наливается тяжелым и горячим.
Убийство расплавленным свинцом куда более жестокое, чем убийство свинцовой пулей.
– Да у тебя тут истерика, – насмешливо говорит Занзас.
Тсуна закрывает глаза, разжимая кулаки.
Кеко, Кеко спит среди лилий, белая, как снег.
Он делает глубокий вдох, и воздух застревает внутри. Тсуна давится.
– Мало ли на свете баб, – вздыхает Занзас.
Волосы у нее горели на солнце ярко, как Пламя Неба. Или Пламя Небо было похоже на волосы Кеко, горевшие на солнце.
– Ты ее хоть трахнуть успел, или до свадьбы ждали?
– ЕЩЕ ОДНО СЛОВО, ЗАНЗАС, И Я ТЕБЯ СОЖГУ, – говорит Тсуна.
Огонь Пламени рвется с его лба, и волосы Тсуны почти рыжие.
– А я – успел. Мусор, ты знал, что она любила тебя, как друга? Меня она любила, как мужчину.
Они горели на солнце ярко, а потом в одно мгновение угасли, и, хотя гример хорошо потрудился, он не смог вернуть им прежнего блеска. Вместе с Кеко погасло все, что его окружало, все погрузилось во тьму.
Не осталось ничего, кроме темноты, посреди которой он стоял, не двигаясь с места, и поэтому казалось, что вокруг не только темно, но еще и пусто, и одиноко, как не было никогда, потому что он любил Кеко, сколько себя помнил, а теперь Кеко не было.
– …дыши, сука.
Голос звучал как будто издалека, а на горизонте что-то сияло, пульсируя красно-желтым. Тсуна в робкой надежде шагнул вперед – и куда-то провалился.

Занзас смотрел ему в лицо. Тсуна закашлялся так сильно, что едва не свалился с его колен. Занзас почти заботливо придержал его за талию, позволив согнуться пополам и выблевать легкие.
За окном уже было темно.
Тсуна, стуча зубами, распрямился и вздрогнул: кабинет был разгромлен.
Тлели обломки деревянной мебели, пепел так густо усеял пол, что ковер потерялся под ним. Обгоревший сейф лежал на боку. Стены почернели, и стальная дверь – тоже.
Но Занзас сидел в кресле, а Тсуна – у него на коленях.
– Что? – сипло спросил Тсуна и заметил, что руки Занзаса объяты Пламенем Ярости.
– Виски загорелся, – съязвил Занзас.
И вдруг притиснул его к себе так крепко, что у Тсуны заныли ребра.
– Я думал, ты все, – сказал Занзас, – ебнулся совсем.
– Ебнулся, – эхом откликнулся Тсуна. – Конечно.
Свинец, залитый ему в грудь, как будто выдрали заживо.
Руки в красно-желтом пламени горячие. Может быть, они бы и снег растопили, который все падал, но не таял.
– А тебе она что, нравилась?
Бог знает, чего ему стоит этот вопрос.
– Нет.
И Бог знает, чего ему стоит ответ.
– Я мог тебя убить, – говорит Тсуна.
– У тебя не получилось, – отвечает Занзас.
Уткнувшись лбом ему в плечо, Тсуна трясется в беззвучном плаче, и обнимающие его руки лихорадочно, незнакомо гладят ему спину.

URL

@темы: драббл, Цуна, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 02:25

Баловство.

И-Пин, пьянка с Вонголой

-...а еще дядюшка Кавахира хорошо знает Камасутру, - И-Пин радостно закончила перечисление его достоинств и отпила саке.
Тсуна лихорадочно искал подвох в ее словах: все сто пунктов, перечисленные И-Пин отзывались в гипер!интуиции спокойствием, а значит, были правдой.

И еще одно.

Кавахира/Хибари.

Мукуро, Генкиши и Маммон склонились над фото.
- Не понимаю, - протянул Мукуро, - я ведь красивее!
Генкиши критически осмотрел брови Кавахиры и тоскливо вздохнул:
- Наверное, его очки не нарушают правил Намимори.
Фран сладко посапывал на плече Торикабуто: ему не было дела до смертельной обиды остальных иллюзионистов.
Маммон деловито поправил капюшон и сказал:
- Мы подходим к вопросу не с той стороны. Какие у него достоинства, которых нет у нас?
С порога раздалось:
- Он в совершенстве знает Камасутру.
Мгновенно пересчитавшиеся иллюзионисты поняли, что толпятся, и исчезли. На диванчике остался лишь Фран, который был в безопасности: кавайные яблочки относились к той же категории, что и желтые птички.

Простите автора, он слегка нетрезв

ещё один Кавахира

- Зачем мне эта глупая книга? - Кавахира взвесил новое издание Камасутры в руке. - Я же её сам писал.

URL

@темы: драббл, Цуна, Генкиши, Кавахира, И-пин, Мукуро, Маммон

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

03.06.2012 в 01:27

пришел автор с арбузами.
простите, наверное, получилось не то, что хотели заказчики(

а про нэжного занзаса можешь?

136

Только хлопает дверца автомобиля у ворот, а Бестер уже несется наружу, сшибая стулья и зазевавшихся обитателей особняка. Его быстрые шаги сотрясают пол. Урча, Бестер вываливается на дорожку, ведущую к особняку, и Десятый Вонгола – к этому моменту обычно на пути к дверям – поспешно садится на землю. Бестер обнюхивает его и лижет огромным языком, тычется башкой в грудь, чудом не опрокидывая навзничь. Савада Тсунаеши чешет ему загривок, запуская пальцы в густую шерсть.
Он может сесть на Бестера верхом, и Бестер повезет его на спине куда Савада ни пожелает.
Но Савада не ездит на нем верхом. Обняв лигра за шею для опоры, он встает, отряхивается – и Бестер ведет его к Занзасу.
Если правду говорят, что животные похожи на хозяев, то повадки Бестера заставляют много думать.
Савада ни о чем не думает. Заходя в кабинет, он снимает пиджак и галстук.

Занзас/Тсуна. Ощущения внутри.

107

В первый раз ощущения внутри – странные. Болезненно-твердые, горячие и страшные, такие, что Тсуна закрывает глаза и по привычке жалуется самому себе на никчемность. Оказывается, вслух: Занзас перестает двигаться, и боль сходит на нет.
Потом ощущения внутри становятся лучше, от раза к разу. Тсуне не страшно, а хорошо. Он с нетерпением ждет их. Гокудера отмечает, что он стал лучше выглядеть и чаще улыбаться. Тсуна улыбается.
Теперь ощущения внутри привычные. Они приносят разрядку. Тсуна ездит в особняк каждую неделю. В его расписании эти часы – пустое обведенное красным место.
Ему очень нужны ощущения внутри.

Ощущения внутри Занзаса напоминают по вкусу виски: горькие, обжигающие, и от них так же нельзя отказаться.

URL

@темы: драббл, Цуна, Бестер, Занзас

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

02.06.2012 в 23:49

Фонг/Кавахира
Шелкопряд и рисовое масло.

35 слов

Си Линг Чи было четырнадцать, когда она открыла секрет шелкопрядов и обрела божественность. Кавахире сейчас намного больше, но он чувствует себя почти так же: ладони Фонга в рисовом масле скользят по спине в успокаивающем массаже.

Притча о любопытной рыбке.

110 слов

Кавахира только подходил к дому, но уже ощутил чужое присутствие.
"Недобитое Мильфиоре?"
Но нет, в лунном свете блеснула соска.
- Здравствуй, я Фонг, Аркобалено Урагана, - незваный гость говорил с акцентом, и Кавахира растерянно улыбнулся: он не думал, что первым его найдет боец кунг-фу, а не киллер.
Вместо ответа он зажег пламя на кольце Ада и пропал.
Фонг вздохнул и поднялся, пересадив обезьянку на плечо.
- Ты слышал притчу о любопытной рыбке? - донеслось из пустоты.
- Нет, я не знаком с японскими мифами, - спокойно ответил он, не делая и попытки догнать с таким трудом обнаруженного иллюзиониста.
- Ее не существует.
Тишина падает на пустой дом.
Ветер всегда быстрее.

URL

@темы: драббл, Кавахира, Фонг

---

[Бартоломео. Но для тебя просто Барти]

Пишет Гость:

02.06.2012 в 00:41

Хибари/Гокудера, темные коридоры Намимори. Помните, дети, курение вредит вашему здоровью

Прости, заказчик, получилось без секса, 249 слов, не бечено

Он просто школьник в чужой стране: динамит на поясе, сигарета в зубах, пальцы в кольцах, шрамов - не счесть. Гокудера шел медленно, ведь левый бок тут же начинало покалывать при попытке ускорить шаг; эхо гулко разносилось по школьному коридору. За окном быстро темнело.
Все мысли о Десятом: не стыдно ли ему за такого Хранителя?
Выдох, новая затяжка.
Он не смог написать тест на привычные 100 баллов, мутная пелена от обезболивающих не давала думать, потому пришлось придти вечером, накачавшись энергетиками, и переписать.
Недокуренная сигарета улетела в распахнутое окно: почти лето, почти свобода.
"Может, Реборн-сан отложит тренировки и позволит съездить в Мафия-лэнд? Десятый в прошлый раз так и не искупался..."
Хибари появился неожиданно, бесшумно шагнув из-за угла прямо к Гокудере, так, что тот попятился и чуть не упал. Третий этаж, с ним случались вещи и похуже, но сейчас не стоит пренебрегать безопасностью.
- Что я тебе говорил насчет курения в школе?
Тонфу прижали к горлу, да так, что вместо ответа вышел лишь хрип. Вторая медленно скользнула по животу, чувствительно надавливая.
"Знает, сука, что делает, сам же вчера и бил".
Короткий стон. Больно.
Гокудера отодвигался от окна мелкими шажками, пока не почувствовал за спиной стену. Он опустился на пол, достал еще одну сигарету, и посмотрел вверх.
- Не зажжешь?
Удар тут же разбил губы в кровь.
Гокудера криво улыбнулся и потянул за галстук Хибари на себя: поцелуи с привкусом крови всегда делали его добрее. По крайней мере, до дома в этот раз он дойдет сам, и не придется краснеть перед Дисциплинарным комитетом.

URL

@темы: драббл, Хибари, Гокудера