Пишет
Гость:
03.06.2012 в 03:39
Вот я все такое мечтаю прочитать: Типа Занзас с Цуной в одного и того же человека влюбились, неважно, мальчика или девочку, и после смерти этого человека сошлись, пиздострадания там и все такое. Понимаю, что для драббла это слишком длинно, но может все таки получится?722Гример хорошо потрудился, и кажется, что она просто спит. На красиво уложенные волосы падает снег. Падает на лицо, на руки, на ее светло-зеленое пальто и длинную серую юбку. И не тает. Поэтому ясно, что ее ресницы не затрепещут, рот не приоткроется.
Дыру на виске совершенно не видно. Гример хорошо потрудился…
Сцепив зубы, Тсуна застывает, как истукан. Он больше похож на мертвеца, чем лежащая в гробу Кеко.
Ямамото хлопает его по плечу, Гокудера растерянно топчется. Оба не знают, что сказать. Хару плачет, зарывшись подурневшим лицом в платок. Она старается не шуметь, быть незаметной, но все остальные ведут себя так тихо, что ее усилия проходят впустую.
Тсуне не нужны утешения.
Ему нужна Кеко.
Однажды в будущем молодого мужчину с такой же дырой в голове положили в гроб, украшенный лилиями, и отнесли далеко в лес. Через несколько дней крышка отодвинулась, и мальчик, смутно напоминавший мужчину, сел в гробу.
Гроб Кеко тоже украшен лилиями. Тсуна не потакает своим страхам, но ее тело не зароют в землю, а отнесут в склеп, и Кеко будет лежать рядом с другими членами семьи. Хотя до свадьбы был еще целый месяц.
Его губы начинают дрожать. Тсуну колотит и немного тошнит от голода. Он бессмысленно переводит взгляд с одного человека на другого, не замечая, на кого смотрит и как долго.
Ему, конечно, не позволено нести гроб.
Продрогнув до костей, Тсуна уходит к себе в кабинет. Он надеется запереться и провести там остаток дня. Но его кресло занято.
– Чего тебе? – спрашивает Тсуна. Ему поразительно не до вежливых манер.
Занзас даже не сбрасывает ноги со стола. Он выглядит бледным – почти таким же, как хозяин дома.
– Зашел пособолезновать, Савада.
– Спасибо. Уходи отсюда.
Занзас поднимает руку с бутылкой. Она громко стукается о стол донышком.
– Я не настроен на аудиенцию, – говорит Тсуна. – Уйди, пока я не…
Сжав губы, он мотает головой, пытаясь прогнать раздражение. В груди опасно наливается тяжелым и горячим.
Убийство расплавленным свинцом куда более жестокое, чем убийство свинцовой пулей.
– Да у тебя тут истерика, – насмешливо говорит Занзас.
Тсуна закрывает глаза, разжимая кулаки.
Кеко, Кеко спит среди лилий, белая, как снег.
Он делает глубокий вдох, и воздух застревает внутри. Тсуна давится.
– Мало ли на свете баб, – вздыхает Занзас.
Волосы у нее горели на солнце ярко, как Пламя Неба. Или Пламя Небо было похоже на волосы Кеко, горевшие на солнце.
– Ты ее хоть трахнуть успел, или до свадьбы ждали?
– ЕЩЕ ОДНО СЛОВО, ЗАНЗАС, И Я ТЕБЯ СОЖГУ, – говорит Тсуна.
Огонь Пламени рвется с его лба, и волосы Тсуны почти рыжие.
– А я – успел. Мусор, ты знал, что она любила тебя, как друга? Меня она любила, как мужчину.
Они горели на солнце ярко, а потом в одно мгновение угасли, и, хотя гример хорошо потрудился, он не смог вернуть им прежнего блеска. Вместе с Кеко погасло все, что его окружало, все погрузилось во тьму.
Не осталось ничего, кроме темноты, посреди которой он стоял, не двигаясь с места, и поэтому казалось, что вокруг не только темно, но еще и пусто, и одиноко, как не было никогда, потому что он любил Кеко, сколько себя помнил, а теперь Кеко не было.
– …дыши, сука.
Голос звучал как будто издалека, а на горизонте что-то сияло, пульсируя красно-желтым. Тсуна в робкой надежде шагнул вперед – и куда-то провалился.
Занзас смотрел ему в лицо. Тсуна закашлялся так сильно, что едва не свалился с его колен. Занзас почти заботливо придержал его за талию, позволив согнуться пополам и выблевать легкие.
За окном уже было темно.
Тсуна, стуча зубами, распрямился и вздрогнул: кабинет был разгромлен.
Тлели обломки деревянной мебели, пепел так густо усеял пол, что ковер потерялся под ним. Обгоревший сейф лежал на боку. Стены почернели, и стальная дверь – тоже.
Но Занзас сидел в кресле, а Тсуна – у него на коленях.
– Что? – сипло спросил Тсуна и заметил, что руки Занзаса объяты Пламенем Ярости.
– Виски загорелся, – съязвил Занзас.
И вдруг притиснул его к себе так крепко, что у Тсуны заныли ребра.
– Я думал, ты все, – сказал Занзас, – ебнулся совсем.
– Ебнулся, – эхом откликнулся Тсуна. – Конечно.
Свинец, залитый ему в грудь, как будто выдрали заживо.
Руки в красно-желтом пламени горячие. Может быть, они бы и снег растопили, который все падал, но не таял.
– А тебе она что, нравилась?
Бог знает, чего ему стоит этот вопрос.
– Нет.
И Бог знает, чего ему стоит ответ.
– Я мог тебя убить, – говорит Тсуна.
– У тебя не получилось, – отвечает Занзас.
Уткнувшись лбом ему в плечо, Тсуна трясется в беззвучном плаче, и обнимающие его руки лихорадочно, незнакомо гладят ему спину.URL
@темы:
драббл,
Цуна,
Занзас