Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
27.08.2014 в 11:44
мне кажется, они вполне могут жить вместе. Мукуро временами сваливает хуй знает куда. и так далеепоявляется среди ночи, пахнущий кровью и чем-то горелым, приходит посмотреть на спящего Хибари. тот ловит его за галстук, принюхивается и говорит: - иди помойся. или молча роняет рядом. Мукуро смеётся.
а потом Хибари спрашивает: - где ты был? тогда Мукуро говорит: - я же вернулся. - хочешь подраться? - интересуется Хибари. и каждый раз Мукуро решает для себя, что сказать. "да, хочу" или "я уже дрался сегодня" - тогда придётся рассказывать, с кем именно. но иногда он говорит: - давай лучше ещё потрахаемся. Хибари отвечает: - ты не устал. и они продолжают.
иногда они вместе кого-нибудь убивают, и это ещё более интимно, чем секс. но когда одному нужна помощь другого, это каждый раз немножко драма, потому что каждый очень самостоятельный. иногда вмешивается Фран, иногда Вонгола, иногда Мукуро догадывается, что Хибари просто его не позвал и надо бы зайти, узнать, не слишком ли ему скучно. иногда Хибари приходит туда, где у Мукуро вот-вот начнутся неприятности и говорит: - ты не справляешься. Мукуро, конечно, отвечает: - вот ещё. а потом начинается очередное приключение. и они стараются не задумываться о том, что происходит между ними, потому что это намного опаснее, чем любое приключение.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
20.08.2014 в 13:00
киви, 436 слов, без юмора, сюжета, рейтинга и смыслаСтарый кинотеатр Кокуе-лэнда провертелся бешеным колесом обозрения, ухнул вниз американскими горками и с громким плеском нырнул в семейный бассейн аквапарка. Мукуро тонул медленно, как в густом желе. Мимо тягуче плыли обломки штукатурки и мелкие рыбки, обшарпанный диван застыл в толще воды. Последние пузырки воздуха выбило из легких. Тело ощущалось как чужое, и в голове бегущей строкой пронеслась мысль - неужели он до сих пор в тюрьме.
- Учитель, у нас конкурс мокрых маек? - прогундосил Фран где-то над головой, а затем взял его за руку и потянул наверх.
Мукуро убрал мокрые волосы с лица. Комната, наполовину погруженная в воду, слегка покачивалась, словно на волнах, через дыру в оконном стекле пыталась пробраться мелкая медуза. "Это всего лишь иллюзии", - сказал себе он, а потом засмеялся из-за абсурдности ситуации - раньше ему не приходилось терять контроль. Проклятый Верде с его проклятыми экспериментами. Фран забрался в надувной пончик и сидел там, как в люльке. Несмотря на его слова, майки на нем не было вовсе, только пляжные шорты в горошек. Он говорил что-то о ядовитом шоколаде и об опасности пламени Тумана, но его голос звучал как иностранный фильм в плохом дубляже, поставленный на перемотку, и Мукуро не стал вслушиваться.
- Ты можешь это убрать? - спросил Мукуро, надеясь, что перед ним не созданная его воображением иллюзия.
- А что мне за это будет?
Лотосы рванули из под воды, обвили неправдоподобно толстыми стеблями лодыжки, вздернули над водой, как пойманную рыбу. Пончик медленно проплыл под ним. В мутно-зеленых глазах Франа Мукуро видел свое отражение, или это глупый мальчишка со своими глупыми подростковыми фантазиями так ясно и отчетливо думал о нем.
- А чего ты хочешь, - насмешливо ответил Мукуро, чувствуя, как стебли опутывают его, сжимая в тисках. Он хотел улыбнуться, но передумал, потому что в перевернутом виде его улыбка не казалась бы столь обезоруживающей.
Фран внимательно смотрел и молчал. Даже стебли замерли, ожидая его слов, мир остановился. Это нервировало, но Мукуро принял правила игры - и тоже не шевелился. Фран протянул руку, сжал в кулаке свисающую прядь волос и потянул, приближая к себе. И в этот миг, продлившийся не больше секунды, в его глазах вспыхнул фейерверк надежды, страха и настолько ошеломляющий нежности, что Мукуро не сразу почувствовал сухое касание губ в висок.
- Учитель, - обиженно шмыгнул Фран ему в ухо, - вы ведь поняли, что это не ваша иллюзия.
Лотосы исчезли, и Мукуро спрыгнул прямо на водную гладь. Тихо рассмеялся, глядя сверху вниз на выползающие из воды стебли. Они проткнули дурацкую надувную игрушку, оплели худые ноги, все в синяках и царапинах, и подняли Франа из воды вверх тормашками.
- А вот это - моя, - сказал Мукуро и поцеловал его сам.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
17.08.2014 в 18:38
840 слов вьягодки, так и не потрахались Хибари молчал, когда Гокудера объяснял маршрут пилоту. Молчал, когда он арендовал джип, менял серый костюм на мятые джинсы, прятал волосы под банданой, вытряхивал поверх ворота майки горсть побрякушек, барабанил по оплетке руля бледными незагорелыми пальцами в тяжелых перстнях, перекидывал сигарету в угол рта, кивая в такт дикой местной музыке, которая чудом прорывалась на радио сквозь помехи... Его не интересовало поведение вырвавшегося из кабинета идиота, интересовал только маршрут в его голове. Гокудера вел себя так, будто ехал один. Ни разу не сверился с картой, ни разу не допустил акцента в разговорах с местными, не проехал мимо нужной заправки или забегаловки. Казалось, отвернись сейчас Хибари - и Гокудера растворится в бесконечных предгорьях бесконечных Сьерра-Мадре, не помогут ни приметная внешность, ни килограммы звонких цацок, тут у каждого третьего есть подобная коллекция оберегов. Мысль оказалась такой неприятной, что Хибари бездумно потянулся к коробочке наручников. - Нервничаешь? - Гокудера перехватил его взгляд в зеркальце, прозрачные глаза сверкали от азарта и чувства превосходства. Невыносимо. Терпение Хибари лопнуло. - Останови машину. Гокудера ударил по тормозам, не переставая улыбаться, пепел сигареты упал ему куда-то между ног. Хибари ударил прежде, чем он успел ее вылюнуть, на перекушенном фильтре осталась кровь, как след от помады. - Вот мудак, - весело сказал Гокудера и выгнулся, одновременно активируя щиты САИ и отстегивая ремень безопасности. Хибари сглотнул и пропустил пару секунд, когда он пришел в себя, Гокудера стоял рядом с джипом, приглашающе раскинув руки. - Сто лет нормально не дрался. Ты идешь, или тебя просто укачало? Солнечный свет бил сквозь прозрачные щиты в скопление серебра на его груди, рикошетил на запаянные перстнями пальцы и выглядывающую из-под банданы серьгу. На нижней губе уже сворачивалась кровь, правая ладонь легла поверх коробочки грозы, прямо над пахом. У Хибари потемнело в глазах, он успел заметить как удивленно округляется рот Гокудеры, потом что-то ударило его в затылок и выключило солнце. Очнулся он под отрывистую итальянскую речь. Он лежал в тени машины, сухая трава больно колола спину. Под головой был его собственный свернутый пиджак, на голове - знакомая бандана, только мокрая. Взьерошенный Гокудера сидел к нему спиной, прижав к уху телефон, и размашисто жестикулировал перед невидимым собеседником. - ...то есть, знал, конечно, это же Мексика! Но он же японец, у них летом жара не хуже, он никогда... Как ты это представляешь, это же Хибари! Appunto! Нет, мы слишком близко, нет смысла поворачивать. Да я тоже не соглашусь. Ладно, кажется, он приходит в себя, я перезвоню. Он бросил телефон на сидение и повернулся к Хибари, улыбки на его лице больше не было. - Чувак, тебе стоило сказать, что ты не переносишь жару, тепловой удар - опасная штука. Хибари не ответил и Гокудера перебрался ниже, свесился с сидения, потянувшись к нему. - Ты как? Тошнит? Ехать сможешь? - Не уверен. - Хибари перехватил прохладную руку, тихо стукнули столкнувшиеся кольца. Гокудера нахмурился, лоб прорезала знакомая складка, которой не было видно с момента их приземления в Мексике. Хибари ухмыльнулся и уточнил. - Не уверен, что хочу ехать прямо сейчас, - и опрокинул Гокудеру на себя.
Пару раз перекатившись, Гокудера все-таки оказался сверху, вклинившись между ногами Хибари, страхуя его затылок ладонью и выдирая рубашку из брюк свободной рукой. Коробочки САИ страшно давили на бедра, пришлось расставить их шире. Гокудера прервал выдох и поднял мутный, лихорадочный взгляд. - У нас нет воды, я всю вылил на тебя. Хибари кивнул и втянул в рот самое нижнее из украшений, слизывая с металла знакомый вкус. "Я не в себе", - подумал он. - Ты не в себе, - сдавленно отозвался Гокудера. Хибари снова кивнул и потянулся за следующим кулоном, его ладони забрались Гокудере под майку и непрерывно гладили прохладную поясницу, замирая на мелких шрамах и выступающих родинках. Шрамов стало больше. - Я чего-то не знаю о кабинетной работе, - сказал он, выпустив изо рта подвеску с девой Марией. Гокудера засмеялся и наклонился его поцеловать. - Понятия не имеешь. Он сменил табак, место терпкого яблока занял привкус ванили, невозможно было оторваться. Рука сползла под ремень джинс, отодвикая в сторону коробочки, белье и здравый смысл. Пальцы привычно скользнули по ращелине между ягодицами, направляясь к горячему отверстию. Гокудера вскинулся, отрываясь и сжимая пальцы на его затылке. Боль немного привела в чувство, разгоняя душное возбуждение. - Вода, Кея. Ты выгрызешь мне печень, пока мы доберемся до ближайшего душа. Он был прав. Хибари с досадой поднял бедра и потерся об него пахом. У Гокудеры посветлели глаза, зрачки сузились до точек, он склонился для нового поцелуя и Хибари его укусил. - Блядь! - Гокудера прижал к губам запястье. - Блядь, больно же, скотина! Из свежеоткрывшейся ранки капала кровь. Гокудера засмеялся и скатился с него, сел, прислонившись спиной к колесу, так и не вытянув руку из-под головы Хибари. - Ну ты мудак, - повторил он с хорошо скрытым удовлетворением. - Ни отсосать, ни потрахаться, ни доехать до мотеля, который, кстати, в сорока минутах езды, если не спешить. Хибари повернул голову и накрыл губами частый пульс на его запястье. Потом поднялся, погладил себя сквозь брюки, наблюдая как мечется под кожей кадык Гокудеры, и тяжело рухнул на сидение джипа. - Доедешь за двадцать. Мы спешим. В ответ ему полетел смех и грязный пиджак. Они доехали за восемнадцать.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
13.08.2014 в 01:02
на листке так душевно говорили про эпидемию, что само выросло
вишня, 1000Засекреченные лаборатории имели одно серьезное преимущество: они находились настолько далеко и глубоко, что особой человеческой охраны не предусматривали. Брать их было скучно, зато получалось быстро. - Ты уверен, что так мы найдем вакцину? – спросил Сквало, недоверчиво рассматривая обуглившуюся дыру на месте глаза. Немного крови попало негру на светло-голубую куртку, несколько капель – как будто кто-то сплюнул. Снаружи так многие плевались. В Европе и Америке, один хрен. - Больше не будет хамить, - не потрудившись спрятать оружие, Занзас направился ко входу в хранилище. Профессор Моррис уже не возражал. Открыть тяжелую дверь оказалось не так-то просто, ни отпечатки пальцев, ни сетчатка уцелевшего глаза не помогли, магнитная карта тоже не пригодилась. Сквало сказал: - Нужно вставить что-то еще. - Я тебе потом вставлю, - пообещал Занзас, которого бесило любое помещение ниже первого этажа. Потом он ухмыльнулся, поднял руки с пистолетами и привычно, по-македонски разнес эту чертову дверь к чертям собачьим. Сквало еще тогда удивился, что первых пару выстрелов она выдержала. Но Занзас спросил: - Смог бы ты такое своей зубочисткой, а? И пришлось ему отвечать, как следовало. А потом на шум спустилась недобитая охрана сверху. В общем, он изрядно отвлекся. - Точно вакцина, смотри, какая большая, - сказал Занзас, не без труда удерживая под мышкой огромный круглый шар размером с три футбольных мяча. Сквало прищурился: - Я думал, они в ампулах. - Это в кино они в ампулах, придурок. И в больницах. Нормальную вакцину должны держать в нормальных упаковках. Так они и покинули лабораторию, Занзас, Сквало и шар. О том, что Луссурия перепутал штаты, и вместо Небраски они должны были высадиться в Неваде, стало известно уже в самолете. - Толку что с тебя, что с твоего павлина, - нахмурился Занзас. Лихорадка брала даже носителей пламени. Верде назвал это как-то мудрено, долго рассуждая об эволюции. Солнечные против нее оказались бессильны, кто только не пробовал. Рехей – тот и вовсе заболел, тогда-то Вонгола серьезно и напряглась. - По нашим последним данным, американцы продвинулись в поисках вакцины дальше всех, - сказал Савада три дня спустя, растирая переносицу фирменным дедовским жестом. Выглядел он откровенно хреново. - Ты не заразный случайно? – спросил Сквало, как бы в шутку, но Савада даже не улыбнулся. Теперь и у самого Сквало все горело, внутри и снаружи. Прижавшись виском к холодному иллюминатору, он безучастно катал шар ногой, едва ли вслушиваясь в разговор по защищенному каналу. Через пару часов их «Сессна» должна была покинуть воздушное пространство Соединенных Штатов, если только Занзас не скомандует развернуться. Теперь хотя бы стало ясно, почему они так долго искали эту чертову лабораторию и никакие наводки не помогли. - Ни хера не понял, - повернулся к нему Занзас, захлопнув крышку лэптопа. – Говорит, нет никакой лаборатории в этой Небраске. Сквало с трудом оторвался от иллюминатора, вспомнив свой шестьдесят восьмой бой. Настоящая проверка на выносливость, меч в конце казался тяжелее грузовика, тяжелее самолета, тяжелее самого замка Варии. Веки теперь были совсем как тот меч, но Сквало было не привыкать. - Может, это он сейчас напутал. Нормальная была лаборатория, мощная. - Глубокая, - кивнул Занзас, глядя на него задумчиво. Сквало оскалился в ответ. Самолет зашатало, швырнуло вниз, потом подбросило наверх, перед глазами все немного поплыло, но потом ничего, выровнялось. Проступило снова из темноты: вот, Занзас, в расстегнутой белой рубашке, с каплями пота на лбу и вздувшейся, пульсирующей веной, змеящейся по шее. От него несло пряным и соленым. Вот, влажная от пота выбившаяся прядь ложится прямо в ключичную ямку, вот побелевшие пальцы на спинке переднего кресла. Вот, говорит будто сквозь вату, будто с другой стороны иллюминатора: - Голову мне не морочь. - Воздуха мало, - сказал Сквало. Все было в порядке. Двадцать два с половиной процента выживаемости – не те цифры, с которыми привыкла работать Вария, конечно, но тоже ничего. Другое дело, что пламя из переболевших уходило навсегда. Но Сквало и без пламени был на многое способен. - Пошли, подышишь, - сказал Занзас. Когда он начал открывать дверь, из динамика донесся голос Франа. - Я не уверен, что частичная разгерметизация на этой высоте пойдет нам на пользу. Занзас ударил по кнопке вызова рубки так, что она треснула. - Я не понял, кто тут пилот? - За неимением профессионального пилота, - пронудел Фран, - вы обречены на меня. - Так не еби мне мозги своей высотой. Это твоя проблема. Самолет резко накренился, легкие снова подскочили к горлу. С тихим рокотом шар выкатился из-за кресла и теперь катался по проходу. Туда-сюда. Занзас продолжал возиться с дверью, Сквало погладил его по ноге. В лицо ударило льдом, будто в сугроб с разбегу. Снова зашатало, ухватиться было не за что, так и выпасть отсюда было недолго. Но Занзас уже расстегивал его пояс, прижимая сверху, и лучшего ремня безопасности стоило еще поискать. - Ты бы того, - сказал Сквало, спохватившись, а потом вспомнил, что в лаборатории они уже трахались и поздновато об этом думать. К тому же они летели вместе, ели вместе и объездили пол-Небраски вместе. Занзас грубо заткнул ему рот языком – сухим и шершавым. Стоило закрыть глаза и Сквало стало казаться, что он целуется с Бестером. Сдергивающим с него штаны, рвущим куртку, царапающим за спину, плечи, зад. Вдавливающим в пол всем своим весом. Ерзающим, кусающим за ухо, дерущим зубами шею. - Тварь, - восхищенно выдохнул Сквало, когда снова смог говорить. Занзас трахал его молча, как обычно. Яростно и целеустремленно. Глаза у него были холодные-холодные, прямо стеклянные. Отмороженные совсем глаза. Шар катался рядом. Туда-сюда. - Ты это..., - начал было Сквало, а потом в глазах у него взорвалось сразу много сотен шаров и он забыл. В динамике опять сперва зашипело, а потом занудило: - Кстати говоря, прямо сейчас, если это, конечно, кому-то интересно, мы пролетаем над Невадой. - Так-то лучше, - сказал Занзас ему на ухо, а потом громко добавил: - Твою мать. Шара нигде не было видно. - Хорошо, что недалеко, - ухмыльнулся Сквало и кивнул на динамик. – Скажи ему, сядем сейчас, разберемся. Вместо ответа, Занзас подтащил его к люку, держась за ручку, и помог высунуться. Позади поднимался огромный бурый столб, расползаясь сверху в темное, беспросветное облако. Динамик сдавленно кашлянул. - Нормальная вакцина, - довольно сказал Занзас. – Жаль, одноразовая. Фран, кажется, просил их все-таки закрыть дверь, но Сквало уже пообещал вакцинировать Занзаса в ответ, а тот намотал его патлы на кулак и прижимал теперь к полу, член у него снова стоял, куда там этому столбу. Впервые за несколько дней Сквало не было ни жарко, ни холодно, и сил хватило на все.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
12.08.2014 в 11:09
впервые хочу драббл не по голосовалке, которой все равно нет, а по названию треда 300 слов, для разнообразия вишня
читать дальше- Мурдхонно... - пробормотал Занзас, сползая в кресле так низко, что почти улегся задницей на пол. Сквало скривился от густого запаха перегара, режущего глаза, выругался сквозь зубы и пошел открывать окно. Постоял пару минут, впуская в комнату холодный и хрусткий утренний воздух, и развернулся, скрестив руки на груди. Занзас по-прежнему лежал в кресле, не открывая глаз, и наощупь пытался нашарить початую бутылку виски на полу. Сквало смотрел на те, что тот уже успел опустошить, на залегшие под глазами Занзаса тени, из-за которых смуглое лицо казалось непривычно бледным, на колкую щетину и влажно блестящую кожу в вороте рубашки с оторванной пуговицей. - Чертов идиот, - пробормотал он, подходя к Занзасу, наклонился и передвинул бутылку на безопасное расстояние. - В самом деле, как я, блядь, мог забыть за эти годы, что у тебя так хреново с чувством юмора? Сквало попытался было выпрямиться, но Занзас схватил его за волосы и дернул на себя, так и не разлепив припухшие веки. - Мурдхонно... но! - Он потянул за прядь, и Сквало оскалился, но уселся рядом — хватка у Занзаса была крепкой, и лишаться половины волос этим утром не хотелось. Занзас коротко зевнул, показав зубы, и снова сонно проговорил: - Мурдхонно... - Мудак? Мудила? Занзас покачал головой и уронил ее на грудь. - Дебил, - пробормотал Сквало и устало прикрыл глаза. - Хорошо, я согласен, было плохой идеей поздравлять тебя с совершеннолетием, которое ты пропустил. Какой, к черту, двадцать один, так нажираются школьники... - Мурдхонно но... - угрожающе прорычал Занзас. - Мудозвон? - Сквало раздраженно дернул головой, волосы опасно натянулись, и он предпочел больше не делать резких движений. Подумал несколько секунд, уточнил на всякий случай: - Мусор? Занзас кивнул и откинул голову на подлокотник. Потом медленно разжал пальцы. Сквало чертыхнулся и поднялся на ноги. Пнул пустую бутылку. Занзас всхрапнул во сне. Сквало снова выругался. Покатал бутылку носком сапога. И опустился обратно.
Цуна привалился к стене, стёр остывшую испарину, откинув взмокшую чёлку. Наконец-то всё встало на свои места: мир перестал шататься и крениться, а начал вращаться, как ему и положено, вокруг своей оси. И все мимолётные проблемы меркли на фоне возвращенных жизней. Меркли у всех, кроме Десятого босса и Цуны: всё так же раздельно, но ближе, чем рядом. В то время, пока младшее поколения скакало по миру будущего, он не находил себе покоя. А мучать было чему. Совесть вопила, разум смущенно прикрывался необходимостью, но молчание оправдать не мог. Интуиция - будь она неладна. - Всегда слушай свою интуицию. - менторски проговаривал Реборн, выдавая очередной подзатыльник. А толку? В повседневных вопросах интуиция молчала почище всякой рыбы… - Что сказать тем, кто не знал? - прижав пальцы к вискам, Цуна попытался прогнать пьяный дурман. Если и решать, то здесь и сейчас – импровизацией, пока не завершился маскарад. - Вечеринка перерождения имени Вонголы – воодушевленно объявил Реборн, едва заметил мелькнувший за деревом клок знакомого пиджака. Босс однозначно скрывался. Выглядывал из любовно вытоптанной собственной неуверенностью ямы. Недостойно, но изможденные недавним пробуждением и поисковой экспедицией лица молили об отдыхе. Реборн нехотя отложил экзекуцию. И Цуна был искренне благодарен за спасение, а также за вечеринку, маски и высокий граду спиртного. Впрочем, пока все жертвы оставались напрасными – решение парило где-то в воздухе, но ловко избегало попытки его приманить. Горестно вздохнув, Цуна покосился в сторону закрытых дверей. Вечеринка шла полным ходом. А стоило ли пить? - Давай с нами! – наполненный стакан возник перед глазами вместе с улыбкой Ямамото. Белозубый ряд зубов – даже среди однотипных масок спутать никакой возможности. Не возьмёшь, не выпьешь – объяснись. Цуна выбрал взять и молча употребить, не заморачиваясь содержимым. Желудок пока не крутило. Цуна ни секунды не сомневался - это лишь вопрос времени. Организм, истощённый забвением во вневременной машине. Голод, утолённый парой хилых канапе. Размышления прервал скрип двери. Мелькнул луч света в полутьме, и створка грохнула обратно, захлопываясь. Никто не появился. Тихо выругавшись, Цуна усмирил истеричные кульбиты сердца. Реакция тела показалась заторможенной. Может поэтому неожиданностью стали вынырнувшие из темноты руки, толчок в грудь и прижатые к стене запястья. Попытку взбрыкнуть пресекли губы на возмущенно открывшемся рту. – Сегодня нас как бы не существует. До завтра три часа.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
23.07.2014 в 05:24
на ключ "слишком много прона" черешняСквало хлопнул дверью в номер и прошел к мини-бару, на ходу доедая хот-дог и сдирая с плеч старую кожаную куртку. Кинул на незаправленную постель пакет из Макдоналдса, достал початую бутылку виски, глотнул, прислонился плечом к стене и посмотрел на сгорбившегося перед миниатюрным нетбуком Ямамото. У того из ушей торчали провода наушников, поэтому на появление Сквало он никак не отреагировал. Хотя заметил, разумеется. Сквало дернул его за ворот футболки и глянул за плечо. -Ну-ка, что у тебя там? – И тут же откинулся назад, картинно скривившись. – Бля, пацан, сколько можно! Сплошная порнуха, эй, пятый день подряд – слишком много порно, тебе не кажется? Не то что бы Сквало как-то задевало то, что после миссии Ямамото каждый раз сначала смотрел короткий ролик, а потом запирался в душе на час, но, серьезно, пятый день. -Тебе что, заняться больше нечем? – Сквало выдернул из ушей Ямамото наушники и посоветовал. – Найми проститутку. Тут недалеко, квартал прямо, съезжаешь к автозаправке, там у хозяина возьмешь адрес – и катись, семь футов под килем. – Сквало, чуть было не начавший расписывать попавшуюся ему красотку, посмотрел на монитор и приоткрыл рот. -Оп-па. Загорелый светловолосый парень, замерший на паузе, гнулся в пояснице и вставлял… такому же загорелому татуированному партнеру, упершемуся лбом в скрещенные руки. -Вот это да… - Протянул Сквало, наматывая на руку провод от наушников. – А я и не знал. Он ждал, когда Ямамото покраснеет, захлопнет крышку нетбука и примется оправдываться, и очень удивился, осознав себя зажатым между его коленей. Влажный темный взгляд жег кожу щек так, что Сквало с удивлением почувствовал выступивший на них румянец. -Ну ладно. Пошутили и хватит. Мне плевать, в общем-то. Ямамото хохотнул. -А мне – нет. Не возражаешь? – И потянулся рукой к вырезу рубашки Сквало. -Эй! Так! Лапы прибери свои нахуй! – Ямамото, не обратив на него внимания, дернул воротник и прижал Сквало к себе. По полу застучали пуговицы. -Пацан, ты ебанулся? – Участливо, тихо спросил Супербия и вздрогнул, поймав жадный горящий взгляд. Подумал: «Ну ладно. Один раз, как говорится…» Ямамото разжал пальцы и потянул с него как-то все разом: рубашку с плеч, джинсы, плавки. Толкнул на кровать и устроился между ног. Посмотрел настороженно. -Да ладно, ладно. Все равно уже начал. – Сквало заерзал на смятых простынях. – Ты только... Ай, блядь! – Супербия втянул носом воздух и откинулся на подушку, почувствовав мягкие губы на своем члене. Язык Ямамото прошелся по стволу, лизнул и всосал в рот головку. Следующую минуту Сквало только стонал, толкаясь в рот Такеши. -Черт! – Ямамото втиснул в задницу Сквало сразу два пальца и тут же обжег дыханием шею, прикусил кожу на плече, застонал. -Ну хватит, - уговаривал Сквало, массируя плечи Ямамото, - Тише, тише… - И чувствовал, как мышцы раздвигает что-то большое… Очень большое. -Твою мать, Такеши, осторожнее! – Взвыл Сквало, сжимая бедрами бедра. Пацан посмотрел на него так, будто Супербия ему что-то подарил. Дорогое и значительное. -Ну, хватит уже. – Проворчал Сквало и дернулся от резкого толчка. Вскрикнул. Еще раз. Ямамото методично вбивался в подрагивающее тело, Сквало упирался локтями в кровать и вскидывался навстречу. -Да, так, еще… - Сквало слизывал соленый пот с разрумянившихся щек, сжимал крепкие ягодицы, обхватывал ногами и руками задыхающегося над ним Такеши и чего-то просил – то ли оставить его в покое, то ли вставить еще раз – он не мог вспомнить, глаза застилало жаркое марево, Ямамото царапал его предплечья, кусал его губы, осторожно целовал, куда придется – и Сквало вдруг выдохнул. Расслабился. Замер. В оргазме обоих трясло так, что Такеши порвал сжатую ладонью Сквало простынь. -Ну, хватит. – Супербия отполз на свой край кровати, пытаясь отдышаться. Ямамото засмеялся, облизывая пересохшие губы. - Нет… Нет, не хватит.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
17.07.2014 в 04:45
два треда назад, на ключ "чужие диски" смысла нет одинокий !калинник пробегал-Это не мое, слышишь?! – Шоичи скомкал испещренный иероглифами и графиками лист в руках. – Не мое! Посмотри: чужие записи, - подошел к столу и смахнул с него бумаги. – Чужие документы. – Вывернул ящик стола наружу и опустился на колени, перебирая содержимое. – Чужие черновики, чужие диски… - Ирие поднял голову и беспомощно посмотрел на Бьякурана: - Это не мое. Забери, пожалуйста. Джессо улыбнулся устало и понимающе. Он давно привык к вот таким выбрыкам своего друга и капитана. Раз в месяц Шоичи стабильно принимался уверять его в том, что он находится в одном из параллельных миров, устраивал истерики, выбрасывал результаты собственных исследований – и Бьякуран всякий раз лечил его одним и тем же способом. -Иди сюда. – Шоичи вздрогнул, поднял встрепанную голову. -А? Бьякуран подошел сам. Опустился на пол рядом с Ирие, запустил пальцы в рыжие пряди на макушке. -Слушай внимательно. – Провел ладонью по влажному от выступивших капелек пота виску, погладил большим пальцем скулу, развернул к себе за подбородок и сказал, глядя в глаза, – Ты в своем мире, в своей комнате, в столе – твоя работа. Ты никуда не исчезал. Все ясно? Шоичи кивнул, заворожено, заторможено – и ткнулся носом в ладонь Бьякурана, а, почувствовав другую руку на своей шее, прогнулся, пропуская ее под ворот футболки. Джессо рассмеялся. -Ясно. Точно мое? – Шоичи увернулся из-под руки. Бьякуран дернул его к себе и прошипел: -Твое. Обхватил лицо ладонями и прижался губами к губам, щекам, ко лбу, не переставая гладить по спине. Шептал что-то непонятное, но важное, Шоичи чувствовал, что важное – стягивал с себя футболку, раздвигал ноги, то ли захлебываясь, то ли закашливаясь, когда Бьякуран зубами стаскивал с него джинсы, покусывал тазовые косточки, касаясь языком внутренней стороны бедер. -Ты поможешь мне разобраться, да? – Спросил Шоичи и хрипло выдохнул – рот ему закрыли рукой. Он скользнул языком по холодным пальцам и дернулся, вскрикнул, когда Джессо толкнулся в него, прижимая запястья к полу, забился, вцепляясь ладонями в ладони Бьякурана. -Не надо… - Попросил, дернув бедрами навстречу и зажмурившись от яркой вспышки под веками. -Надо. – Бьякуран тяжело дышал, склоняясь над Шоичи, шарил руками по ребрам, прижимался к пересохшим губам. – Надо. Ирие свел ноги за его спиной, прогнулся, уперевшись затылком в пол, и кончил, тяжело дыша. Бьякуран прижался лбом к его лбу, полежал так несколько минут и встал. Накрыл Шоичи одеялом. Он знал – когда тот проснется, все будет в порядке. -Надо.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
30.06.2014 в 00:39
На самом деле Занзас: играл на рояле (кроссовер с Пеной Дней) читать дальше- Ни хера, - сказал Занзас, - это пианоктейль. Сюда наливаешь, тут играешь... Или наоборот? Сквало нетерпеливо поерзал голой задницей по клавишам. Занзас склонил голову и прислушался. - Авангард, - решил он. - Шнитке. И вытащил из стола початую бутылку виски. Классика - надежнее.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
27.06.2014 в 05:19
прошлоночные вишневые фаноны с крышей так и не отпустили
ок 1300Замок был, как бы это сказать, слишком большим для них. С тем же успехом Вария могла обосноваться в «Хилтоне» на виа Гальвани, отселив сперва всех туристов на тот свет. Слишком чужим и массивным, неприятным - его хотелось уничтожать, чем они и занимались, каждый по-своему. Бел гулял по галереям и художественно резал полотна. Луссурия устроил гамак из балдахина прямо посреди гостиной в северном крыле. Сам Сквало полюбил тренироваться на периллах балконов, обрубая разросшийся плющ и сбивая головы уродливым крокодилам, венчавшим многочисленные углы. Никому, кроме Занзаса, здесь по-человечески не спалось - в стенах шуршало, шевелилось, шароебилось что-то неуловимое. Вроде тех птичек во рту у гигантской твари, что выжирали остатки падали из ее гнилых зубов. Сквало вообразил, как рубит их, чертовы зубы, один за другим, и так увлекся, что не заметил, как приземлился на балкон Занзаса. Занзаса он тоже заметил не сразу, перекатившись к новой гранитной жертве и поражая ее в выпученный глаз. - На хер тебе это? – раздалось сбоку. Сквало развернулся, без труда удержав равновесие, и уставился на него непонимающе. - Пуля быстрее, - пожал плечами Занзас. Бельфегор внизу оторвался от превращения дуба в березу, Луссурия отвлекся от расписывания милого, пусть и немного синего трупа, Леви порвал шерстяную нитку, Маммон сбился со счета и выругался под нос. У ослепшего на левый глаз крокодила треснула башка и осыпалась крошевом прямо на голову Оттавио, как раз выходившему на улицу. А Сквало все хохотал, чуть с балкона не свалился. - Да ни хера! Так, слово за слово, они и собрались в столовой. - Шэмрок шутер! – торжественно объявил Луссурия, доливая в рюмки цитрусовый сок. Сквало вздохнул и выпил залпом, синхронно с Занзасом. Тот сверлил его тяжелым, мрачным взглядом через стол, слегка расплываясь. Перед этим были: Смерть в бутылке (с водкой), Горящий давидианец (с ректификатом), Саспарильский ассасин (с пивом и мятным шнапсом), Три бизона (с ромом). Виски с текилой заканчивались, но у Луссурии оставалось еще много хороших идей. Сквало не любил пить, Занзас не умел напиваться. Но каждый считал своим долгом дать другому фору, уверенный в собственной правоте. Перед началом дуэли Маммон вежливо кашлянул, ни на что не намекая. Сквало машинально потянулся к мечу, набирая побольше воздуха в легкие, но Занзас его опередил. - Десять процентов. От всего, что мы послезавтра получим. И ты не вмешиваешься. Может, потому Занзас и освоился в замке так легко: он все делал так, будто в самый-пресамый последний раз. Пил, ел, убивал, спорил, смотрел, дышал. Предсмертная воля, худо-бедно спрессованная в человека. - Да-да-да, заметано – закивал Маммон, по его виду было заметно, что согласится он и на пять. Пока они расправлялись с запасами, оставшимися в наследство от прежних владельцев, Леви закреплял на центральной башне флаг Вонголы. - И на посошок, друзья! Биг Булл! Этот пили уже стоя, невзначай держась за стол для верности. - На старт, внимание, – пророкотал Леви, - ма-а-а-а... Сквало сорвался с места и полетел. Черта с два какая-то пуля быстрее. Это же надо было Занзасу ляпнуть такую чушь. Он взбежал по лестнице на второй этаж, перепрыгнул бильярдный стол, который кто-то зачем-то перевернул ножками вверх, поднялся на третий, выбил дверь, которая никак не хотела поддаваться, выскочил на чердак, подтянулся, выбрался на покатую крышу, скользкую после недавнего дождя, едва не скатился вниз, удержавшись на одних пальцах, подтянулся, влез. Кровь играла, стучала в уши, пела. На душе было легко, впервые за всю неделю. - Выыыоооооооо! – орал он так громко, что небо треснуло и разошлось, обнажив белесую, как кость, луну. В ее свете белый флаг с золотым гербом развевался на ветру, почетный приз для лучшего из лучших. Не рассчитав сил при замахе, Сквало чуть не упал, удар вышел дурацким, косо лег вдоль по полотнищу, не причинив цели никакого вреда. Во второй раз он заносил меч уже осторожнее, не обращая внимания не древко, предательски двоящееся в глазах, больше на слух. Пуля чиркнула о меч совсем рядом с виском. Пистолета Занзас не опустил, дуло покоилось на левой, согнутой в локте руке. Он приближался, слегка пошатываясь, не сводя со Сквало взгляда. От острия до флага было меньше полуметра, от Занзаса до Сквало – шагов пятнадцать. - Ты в меня выстрелил, - прохрипел Сквало. То есть, хотел он сказать, ты меня сейчас застрелишь, если я коснусь флага мечом. Потому что тебе похуй, что здесь стою я. Что мы хотим делать послезавтра. Что ты не справишься с ними всеми там без меня, потому что тебе на них положить, ты не удерживаешь в своей тупой башке больше одного желания одновременно. Но для того, чтобы сказать это, требовался воздух, а в легких у Сквало плескалось пламя, искрило, мешало дышать. - Быстрее, - подытожил Занзас, поравнявшись с ним. И дернул флаг на себя. Ткань затрещала. Половина герба с надкушенной пулей осталась висеть на древке. Значит, широко ухмыльнулся Сквало, первый раз все же не промазал. - Быстрее, - кивнул он, срывая с древка свою половину. Занзас смотрел на него странно. Маммон – единственный, кто не побоялся подняться следом за ними на крышу, бесстрастно зафиксировал боевую ничью. И бесплатно доставил остатки виски. Занзас покосился в сторону, куда тот пропал и присел на краю крыши, свинчивая крышку. - Значит, все продули. Там, внизу. - Думаешь, ставили? – Сквало отобрал у него бутылку, сорванное горло горело огнем. - А то. Ветер трепал длинную челку Занзаса так остервенело, будто хотел снять с него скальп. - А знаешь, что я думаю, - протянул Сквало, мечтательно глядя на россыпь разноцветных огней внизу. Пожалуй, Милан ему все-таки нравился. По меньшей мере отсюда. Выходит, замок ему тоже нравился. Но об этом следовало подумать обстоятельнее. - Там крыша плоская. Не то, что здесь. Хороший получится тренажерный полигон. - Можно. - А бассейн отдадим Маммону. Пусть заселит его пираньями, будет чем угрожать Бельфегору, меня он скоро слушать перестанет. Занзас отобрал бутылку обратно и почти ее прикончил парой жадных глотков. - Ты с ним нянчись побольше. Скоро на голову залезет. - Посмотрел бы я, как ты... - Завтра покажу. Заебал картины портить. Там лошадь на втором этаже была, с головой мне больше нравилась. Тему пришлось замять на самом интересном месте: Сквало показалось, что безголовый крокодил этажом ниже прямо под ними подозрительно шевелится, поэтому Занзас его пристрелил. По крайней мере, крокодил исчез, даже если был не совсем настоящий. - Я могу научить, - предложил Сквало, жалея, что виски так быстро закончился. – Мечом все-таки надежнее. - Нахер надо, - отмахнулся Занзас. Помолчали. Луна опасливо уползла за тучи. Занзас сложил свой кусок флага и засунул его в карман куртки, затем, развернувшись, лег на спину, тяжело уронив голову Сквало на колени. Веско поднял указательный палец и дернул им, будто нажимал на спусковой крючок. - Подвал отдам Луссурии. - Весь? – возмутился этой неслыханной щедрости Сквало. Его так и подмывало встать за добавкой, поэтому он хотел сказать: слушай, посиди тут, я сейчас, только не передумай, и не начинай психовать, не уходи никуда, короче, но даже думать об этом связано было непросто, не говоря уже о том, чтобы вот так взять и выговорить. - Понадобится, отберу, - хмыкнул Занзас. - А в саду, знаешь... – начал было Сквало, а Занзас неловко пошевелился и почти упал, и почти утянул за собой Сквало, схватив его правой рукой за грудки, заподлистый был, все-таки, этот сраный замок, с характером, ревнивый, сука. Но об этом тоже оказалось некогда говорить, куда важнее было то, что губы после этих чертовых коктейлей такие сладкогорькокислосоленые, и пламени наконец-то есть, куда течь, и давит уже совсем не так, а вовсе по-другому. - Ты мне..., - сказал все равно Сквало, пока одежда еще слишком мешала и все равно приходилось, ерзая, балансируя на самом краю, что-то с этим делать. А что хотел сказать дальше – и вовсе не помещалось в слова, пришлось объяснять по-простому.
Свою половину флага Вонголы он так и не нашел. До штурма виллы дона Тимотео осталось чуть больше суток, вскоре стало мучительно похмельно, потом суматошно, а после – и вовсе не до того.
Занзас был совсем, как настоящий. Небрежно завязанный узел черного галстука болтался где-то в районе третьей пуговицы, из-под перекошенного, расстегнутого воротника виднелся белесый шрам от пули на правой ключице. От Занзаса пахло резко, мускусно. - Ну что? – ухмыльнулся он. Пальцы отбивали нетерпеливую дробь по подлокотнику. - Похоже, - процедил Сквало и отвернулся.
~
- Так было надо, - скажет он в который раз, глотая половину гласных вместе с вязкой, приторной от марсалы слюной, но Каваллоне поймет и так. Маммон был прав, хоть Сквало и орал на весь дом, что свернет ему шею, если он еще хоть раз! такое! мать его!.. Слухи расходились кругами: тревожные, злорадные. Все чаще звонили под разными предлогами, чтобы убедиться: Занзас не отвечает, потому что трупы не говорят. Самой популярной была версия о цементном заводе на окраине Трино. - Вы молодцы. Теперь все убедились, что вы в порядке, - осторожно улыбнутся два с половиной Каваллоне, и за это их захочется придушить.
~
По ночам Сквало все реже снились ледяные камни, а расческа перестала путаться в волосах. Даже к этому он смог привыкнуть. В прошлом месяце вместо того, чтобы планировать штурм Вонголы, они вычищали зарвавшихся палестинцев из Милана. В позапрошлом ездили разбираться с неаполитанскими ублюдками. Занзас требовался то здесь, то там, Сквало не мог этого не признавать. И неполных пять лет спустя неудачного покушения на Девятого, сам приказал Маммону надеть его личину.
~
Чем незаменим Каваллоне, он знает, когда молчать. И вино у него хорошее. Чем невыносим Каваллоне, у него на все есть ответ. Это твоя семья, например. Или это временная мера. Свора ебанутых отморозков никакая не семья Сквало, и эта временная мера сидит ему в печенках. По ночам он изучает планы и бросает монету. Орел – под землей, решка – по воздуху. Но две недели спустя у них объявится чокнутый маньяк с ножами, фонящий пламенем на всю базу, и кому-то придется с ним заниматься. А потом украдут дочь дона Томмазо. А потом...
~
- Больше не придут, - хмыкнул Занзас, когда они остались одни на террасе. Кубики льда позвякивали в стакане. - Отлично, - кивнул Сквало, задумавшись о своем и не сразу заметив, как рука легла на плечо, как Занзас близко, как дышит в лицо: горячо, горько. Потом Маммон орал, что он чокнутый, а Сквало порывался отрезать Маммону все, что найдет, но так и не догнал. Во рту, сколько его ни полощи, еще несколько дней стоял солодовый привкус.
~
- Ты же собирался приехать, - месяц спустя вспомнит Каваллоне, когда они увидятся на приеме у Винченцо в Генуе. Сквало отмахнется и сделает вид, что ничего такого.
~
Сухой, резиновый август наконец прорвало, небо разошлось по швам с адским треском и ливануло так, будто целое Комо перевернули им на головы. Джип занесло на повороте, колесо зависло над пустотой. Сквало выкручивал руль изо всех сил, а потом, заглушив двигатель, долго сидел и слушал, как идет дождь. Восемь лет и сто двадцать четыре дня - разбуди его среди ночи, Сквало все равно назвал бы точную цифру. Но окончательный план готов, и план бэ тоже, дата уже назначена, взрывчатка заказана, ждать осталось меньше месяца. Теперь следовало быть осторожным - всем, даже ему. Домой доехал уже под утро. Захватил бутылку с собой, поднялся на второй этаж, прошел по коридору до самого конца, чего не делал с весны. Думал об одном: как же глупо было бы после всего, до всего, вместо всего - наебнуться с серпантина, а? Мышцы до сих пор подрагивали. Занзас стоял у окна. Молния высветила мокрые волосы, выпущенную поверх штанов мятую рубашку. С каждым годом его расслабленные позы выходили у Маммона все естественнее. - Это нихера не смешно, - сказал Сквало и включил свет. Человек у окна, похожий на Занзаса едва ли не больше, чем Занзас, медленно повернул голову, щурясь. - Нет. - Пошел вон, - сказал Сквало. И перехватил бутылку за горло поудобнее. Занзас не шевелился. Мокрая длинная челка облепила лицо. - Катись нахер, сука! На левой скуле темнел, наливаясь, шрам. Широкая багровая полоса заливает всю правую часть лица, змеится вниз, будто Сквало уже разбил о его голову бутылку, а в ней вместо скотча оказалась липкая марсала. - Что? - спросил Занзас. За окном громыхнуло. - Что ты сказал? Сквало ничего не говорил. Бутылка глухо стукнулась об пол и покатилась в сторону, пальцы медленно сжимались в кулак, им больше ничего не мешало. Занзас подошел. Сквало почувствовал дверь лопатками раньше, чем холодную мокрую ладонь горлом.
~
Сейчас он проснется, он просто заснул за рулем. И пожалуй, все-таки стоит съездить в Пьемонт, его же звали на молодой урожай. Если вести себя естественно, никто ничего не заметит, даже Каваллоне. Вон, у Маммона получается изображать Занзаса, так неужели Сквало не справится с тем, чтобы изобразить Сквало, который не собирается выносить Вонголу? Сейчас он проснется, найдет скотч в бардачке, но скажет себе, что пить за рулем по такой погоде не стоит, не в этом месяце. Сейчас.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
25.06.2014 в 16:46
20YL!Рёхей/20YL!Хибари, упущенные возможности. автор безбожно дрочил на Хибари и в процессе забыл, о чем писал, извините
примерно 800 словГоды летят куда быстрее, чем успеваешь это заметить. Вот ты помнишь себя в пятнадцать лет: у тебя постоянно стесаны кулаки, на носу пластырь, а во рту не хватает нескольких зубов. У тебя болят отбитые на тренировке ребра, по-хорошему ноют мышцы, а энтузиазма хватило бы еще на несколько часов непрерывной пробежки вокруг Намимори. Ты нарезаешь круги, и время летит стремительным экспрессом, и вот… И вот ты уже в деловом костюме и строгой светлой рубашке, застегнутый на все пуговицы, повзрослевший и остепенившийся. У тебя больше нет дурацкой нашлепки на носу, зато ты каждые три дня ходишь в спортзал, чтобы не потерять форму. Тебе тридцать пять, и ты вместе со своими наивными идеалами работаешь на Вонголу — прожорливое чудовище, которое когда-то успело заменить тебе семью. Вот тебе тридцать пять, ты пытаешься жить так, чтобы не жалеть ни об одном дне, а напротив тебя сидит твой лучший друг и смотрит с хмурым ожиданием во взгляде. — Ну? — мрачно интересуется Хибари Кёя, зябко кутаясь в домашнюю юката. — Какие глупые идеи у тебя на этот раз? Годы красят Хибари — бывший когда-то давно угрюмым подростком со страшными глазами, он стал спокойнее и еще смертоноснее. Уверенные движения, насмешка во взгляде, улыбка, не предвещающая ничего хорошего — и только для «своих», в исключительных случаях, она обещает хотя бы оставить в живых. Но, как ни странно, жестокий и беспощадный, он становится благодушным, когда они сидят у него дома за выпивкой. Рёхей знает об этом и безжалостно пользуется своим знанием, он здесь частый гость. Подчиненные Хибари уже почти не удивляются, когда застают его в коридоре или у двери в кабинет, или на кухне, или в зале, где, легкомысленно насвистывая, он ожидает, пока старый друг не соизволит обратить на него внимание. Хибари льет саке в пиалы и протягивает одну Рёхею — тот вздрагивает, почувствовав влажный керамический бок щекой. Смотрит непонимающе — в голове роятся мысли, целая туча мыслей, и все как одна о глупостях и об упущенных возможностях. Например, он думает, что за двадцать лет мог бы хоть раз сказать Хибари, насколько он ему нравится. Хибари терпеливо ждет, держа выпивку на вытянутой руке. — О чем задумался? — усмехается он. Рёхей пожимает плечами и пьет прямо с его рук, прикрыв глаза. Он почти расслаблен, сейчас в его распоряжении все тридцать три удовольствия, а мысли — это всего лишь мысли. Он чувствует себя так, будто в этом мире все уже случилось — и хорошее, и плохое, а впереди ждет только отдых. Хибари смотрит на него, выгнув брови — тонкое лицо, нечитаемый взгляд, темные глаза с непроницаемой бездной зрачков. Рёхей смотрит прямо в них, и ему кажется, что он тонет. Тонет и захлебывается, не в силах дышать от накатывающей волны чего-то застарелого, болезненного, горького. На него изредка нападает, но он не может понять, что это за горечь. Наверное, это все саке. — А у тебя виски седые, Кёя, — замечает он, и широко улыбается, по-доброму щуря глаза. Воздух пропитан ароматом цветущего жасмина — одна створка седзи приоткрыта, и душная ночь осторожно пробирается в дом, обволакивая теплом. Наверное, из-за всего этого у Рёхея сегодня с языка то и дело срываются глупости. — Я вот думал, — начинает он, лишь бы сгладить неловкость. — Как это Савада… Хибари молча ставит свою пиалу с нетронутым саке на пол и трогает виски — самыми кончиками пальцев проводит по жестким серебристым волосам, и Рёхей сразу же замолкает, потому что забывает, что хотел сказать. У Хибари растерянный взгляд, но он пожимает плечами и скупо улыбается: — Ты с детства седой, и никто не считал это недостатком, — говорит он, щуря раскосые глаза, и Рёхей с готовностью смеется. Ему хочется поцеловать улыбку Хибари — нечастую, спокойную, почти незаметную. Ему хочется поцеловать эту улыбку так, чтобы она отпечаталась на его губах. И, наверное, он даже понимает, что годы дружбы того не стоят, а сам он делает большую глупость, но он тянется вперед. Как будто его загипнотизировали, запрограммировали на какие-то определенные действия, и теперь время пришло. Хибари не двигается — слишком близко и слишком жарко, и Рёхей не может дотронуться до него губами — застывает и смотрит. Как он может, когда у них Вонгола, и они сами для себя давно уже все решили? — Знаешь, — все-таки выговаривает он. — Я с самого детства на что-то надеялся. Хибари усмехается, не отодвигаясь, а потом сокращает расстояние — и выговаривает почти в губы: — Я никогда не понимал намеков. Наверное, ты не старался. А потом не позволяет возразить — прижимается сам, настойчиво и жадно, будто всю жизнь мечтал поцеловать так, чтобы заныли губы. Рёхей не дает себе задуматься. Его дурманит запах жасмина, его пьянит выпитое, и еще… и еще у него Хибари Кёя в руках — сильный, гибкий и напористый. У него Хибари Кёя — в руках, в голове. В сердце. Рёхей цепляется за него, и целует-целует-целует, чувствуя себя путником в жаркой пустыне, чувствуя себя так, будто он наконец-то нашел драгоценный источник. Хибари отодвигается от него, переводя дыхание. А потом, не отрывая тяжелого взгляда, начинает медленно развязывать пояс на домашней юката. …вот ты помнишь себя в пятнадцать лет: у тебя много самых важных дел, и ты изо всех сил пытаешься отвлечься, лишь бы не думать о лучшем друге. А сейчас тебе тридцать пять, и ты абсолютно счастлив.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
25.06.2014 в 01:47
про румбу анон увидел позже, когда уже дописал это. повязки имелись в виду те, которые в волосах. короче, арбуз. тут ООС, страхотень, маты и не очень зажигательно-Тук-тук. – Тсуна толкнул дверь кабинета, оперся плечом о косяк и улыбнулся. – Я готов. Занзас закашлялся, выронив стакан на заваленный бумагами стол. -Что… - Он прочистил горло, еще раз окинул Саваду взглядом с ног до головы и закончил. – Что на тебе надето? Цуна прошел к его креслу, сел, разгладил рукой складку на округлом колене, просвечивающем сквозь прозрачную ткань. -Не нравится? – Улыбнулся он. Ямочки на щеках, легкий румянец, теплые блестящие глаза. Невинность во плоти. Невинность во плоти приподняла ногу, провела пальцами от изгиба ступни до кромки черных чулок. -А мне показалось, хорошо. – Цуна вздохнул. Занзас медленно сглотнул. Казалось бы, восемь лет комы, война, предательства, битвы, и тебя уже ничем не проймешь – но вот в твой кабинет приходит Савада Тсунаеши в тонком блестящем платье, задумчиво смотрит, слегка склонив голову, и все. Какой к черту самоконтроль. Какое понимание ситуации. -Что это значит? – Сдавленно прохрипел Занас. Тсуна вдруг соскользнул с кресла, оказался у него за спиной, прижался грудью к горячей спине. -Тшш. Не злись. – Прохладные пальцы легли на шею, принялись рисовать узоры ключицах, груди, влажный шепот обжигал кожу. – Мне… очень захотелось. Плохое оправдание, да? Лучше не нашлось, извини. – Занзас вдруг явственно почувствовал, как колотится сердце Тсуны, как его трясет. Он развернулся и сжал руками его плечи: нужно было что-то сказать, объяснить этому недоноску, что так не делается, мать твою, до Занзаса только сейчас начало доходить, какую хуйню тут творит будущий босс Вонголы, но Савада в ответ на прикосновение подался вперед, уперся коленом в край стола, потянул к себе за шею, и почему-то Занзас поддался. На пробу прикусил нижнюю губу, провел носом по щеке Тсуны, втянул запах и застыл, чувствуя, как от этого простого жеста волоски на хребте становятся дыбом. В глазах потемнело настолько, что осознать все, что произошло дальше, он просто не успел. Как он дернул Саваду к себе, вверх, как тот скрестил ноги у него за спиной, как Занзас уложил его на стол, попутно смахнув подвернувшиеся под руку документы, беспорядочно обшаривая тяжело дышащего Тсуну, путаясь в шелке, ажуре, подвесках, повязках и подвязках. Как эта маленькая дрянь развела ноги, и Занзас вставил, сразу, придавив своим весом всхлипывающего Саваду к столешнице, как дергал его на себя, чувствуя впившиеся в спину ногти, как быстрый язык слизывал пот с его шеи, как они оба кончили, когда Тсуна крепло сжал его бедра и впился зубами в плечо.
…Занзас на дрожащих ногах подошел к окну, сел на подоконник, чувствуя ток крови в висках и яркий отголосок миновавшего оргазма. -Открой. -Мм? -Открой. – Повторил Тсуна, охнув, поднялся со стола и, слегка пошатываясь, подошел к нему. Встал рядом. Порыв ветра полоснул по разгоряченной исцарапанной коже. Савада вздрогнул. Занзас покачал головой. -Да иди уже сюда, мелочь. – И притянул к себе на колени, по-хозяйски ухватив поперек груди.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
25.06.2014 в 01:25
Слоупок принес порноту, обещанную анону несколько тредов назад. Клубника.Они лежат на кровати в дешевом гостиничном номере и смотрят в потолок. Очень жарко, кажется, от этого жара плавится мозг, а тело превращается в желе и стекает водой сквозь матрас на пол. Тихо жужжит вентилятор, но толку от него мало. До миссии еще пять часов, разговаривать не хочется, спать – тоже. Черт, даже курить не хочется, не в такую жару, и они просто лежат и ждут. – Давай трахнемся что ли, – слова вырываются сами, как будто их говорит кто-то другой, голос глухой и незнакомый, но Гокудера почти не удивляется – мало ли, что может сказать человек с расплавившимся мозгом. А вот Ямамото, похоже, удивлен: он приподнимается, опираясь на локоть, смотрит круглыми глазами, тяжело сглатывает. – Давай, – кажется, у него с мозгами дело обстоит не лучше. Они раздеваются молча. Гокудера расстегивает пуговицы рубашки, стягивает манжеты рукавов через ряды браслетов на запястьях, звякнув цепочками на поясе, расстегивает пряжку ремня. Брюки и рубашка летят на соседний стул, белье падает на пол. Когда он оборачивается к Ямамото, тот уже ждет, сидя на кровати. Красивый: смуглое, сильное тело, темный взгляд, большой полувозбужденный член. Гокудера придвигается ближе и Ямамото опускает ему на плечи ладони – прохладные, даже в такую жару, – проводит по рукам, оглаживает бока, вызывая волну мурашек. А потом опускает голову и легонько прихватывает зубами сосок. Тело как будто простреливает разрядом, Гокудера запрокидывает голову и глухо стонет сквозь стиснутые зубы. Пальцы Ямамото водой скользят по пояснице, стекают на ягодицы, стискивают их и мнут – сильно, но не до синяков. Гокудера прижимается к Ямамото теснее, трется о его живот стояком, ощущает ответное возбуждение, а потом резко опрокидывается на спину, падает на постель, утягивая за собой Ямамото, прижимается ртом к его губам и целует – резко и зло. Ямамото вытягивает подушку из-под головы Гокудеры и подкладывает под задницу. Облизывает пальцы, растягивает быстро и торопливо, размазывает выступившую смазку по члену и пропихивает головку внутрь. Так, почти на сухую, должно быть больно, но боли нет – только тянущая наполненность и какое-то непривычное чувство завершенности, правильности, и Гокудера обхватывает ногами талию Ямамото, притягивая ближе, насаживаясь до упора. Ямамото толкается плавно и мягко, с каждым рывком все больше заполняя Гокудеру собой. Кровать под ними скрипит и качается, голова неудобно упирается в изголовье, но это не имеет никакого значения, и Гокудера подается навстречу Ямамото, зажмуривается до зеленых кругов перед глазами, кусает губы. Оба дышат тяжело и сбивчиво. Толчки становятся быстрее, чаще, а потом Ямамото замирает ненадолго и, подхватив Гокудеру под поясницу, усаживает его себе на бедра, член скользит еще глубже, и Гокудера цепляется за плечи Ямамото, подхватывает ритм толчков, приподнимается и снова насаживается на член – быстрее, резче, так как ему хочется. Еще, совсем немного. Оргазм захлестывает, накрывает прохладной волной. Гокудера выгибается, распахивает глаза, открытым ртом хватает большими глотками воздух и чувствует, как глубоко внутри пульсирует член Ямамото, выплескивается сперма.
Гокудера лежит на кровати и смотрит в потолок, рядом спит Ямамото. До миссии еще четыре часа, но уже не жарко. Где-то вдалеке ворочается гром. Скоро будет дождь.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
23.06.2014 в 21:19
и возвышенно любить замороженного Занзаса можно отдельно, а трахаться=удовлетворять физические потребности тоже можно отдельно. мужики так умеют
хотел написать на это.)) вышло то, что вышло.
вишня, 524 С того самого момента, как их взгляды пересеклись, Сквало увидел в них отражение самого себя - ту же неприкаянность, понимание, что ты можешь больше, чем в тебе видят, ту же злобу и ненависть, выходящую за грани возможного, непокорность судьбе и вызов. Он пошел за ним, потому что больше никто не был способен понять - Занзасу не нужно было объяснять, он молча соглашался с его присутствием, почти незаметно кивал головой на планы, делая ровно то, что требовалось от человека, которого Сквало мог поставить выше себя. Делая больше - брал на себя то, чем сам Сквало не желал заниматься - статус одно, обязанности другое. Сквало не рассчитывал на обязанности и был рад передать их тому, кто желал их чуть ли не наравне с самой жизнью. Быть боссом, который вечно должен отвечать за Семью, не имея возможности сорваться в никуда, ставя под удар тех, кто на тебя рассчитывает - это не для него. Сквало ценил свободу, Занзас любил Вонголу, выбор был очевиден. И только он был достоин стать ее и его Боссом - Сквало был уверен в этом точно так же, как в самом себе.
Все пошло наперекосяк чуть ли не сразу, хоть по началу ни что не указывал на провал. Остановить операцию было невозможно, взрывы гремели неподалеку, где-то рядом шел Занзас - он смутно угадывался впереди, и Сквало тщетно пытался его догнать, подтягивая раненную ногу, выкрикивая то его имя, то ругательства, пытаясь остановить, обреченно понимая - не выйдет, не сможем, не остановится. Они проиграли, хоть и пробрались в самое сердце, но не выбраться - надо уходить, неужели не видишь?
Занзас не слышал, оглушенный болью и гневом, желанием закончить все здесь и сейчас, высказать в лицо правду, так давно скрываемую, заставить понять, объяснить, хоть что-то - почему? За что? Зачем? Отец? Он сжимал кулаки и шел вперед - туда, где знал, что его будет ждать Девятый. Занзас смотрел в глаза человека, которого так долго и напрасно считал своим отцом, вспоминая все - от первой встречи до того последнего ужина, когда тот пытался заговорить о семье Савады - хотел привести их в Италию. "Погостить," - говорил он. "Занять мое место", - думал сейчас Занзас. Пламя поднималось изнутри, загоралось в глазах, и он без предупреждения выстрелил. Мимо - у старика все еще была хорошая реакция. Поднимаясь с пола, он пытался что-то сказать, но Занзас не слышал и не хотел - не хотел, не желал, наслушался, понял, проглотил всю ложь и больше не хотел, никогда. Он отпустил себя, позволил пламени ярости вырваться на свободу, полностью сжигая себя в нем, и внезапно мир начал исчезать - он не чувствовал рук и ног, не мог ими пошевелить, холод пробирался в сердце, он что-то кричал и не слышал - не слышал больше ни себя, ни Девятого, никого.
Ему выпала редкая возможность наблюдать из первого ряда, очнувшись на последних секундах, но лучше бы он умер вместе с ним. Он пытался прорваться, но тело не подчинялось, и только жег взгляд Девятого - не сможешь. Не сможешь - говорили его почему-то ясные глаза, а Сквало орал и пытался вырваться из пары рук - Хранители Девятого подоспели вовремя и не дали ему подползти ближе, оттаскивая к двери. Они что-то говорили, их слова смешивались, он слышал свое имя, но больше ничего не желал - перед глазами стоял застывший во льде Занзас, и единственное, чего хотел Сквало - быть рядом с ним.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
23.06.2014 в 21:19
каша и рыбы упоминаются, плащ тоже наличествует. помело - Я его победил, - сказал Сквало. - А насчет одежды - это я специально тянул, смотрел, как он работает в нападении. Он взмахнул рукой, то ли показывая прием, то ли салютуя своей победе - и последний лоскут разрезанной на ленточки варийской формы упал к его ногам, прямо к раскромсанным сапогам. Дино вздохнул, и начал расстегивать плащ. - Набрось, а то яйца отморозишь. Хорошо хоть, догадался позвонить. В черном, туго затянутом на талии плаще на голое тело Сквало выглядел тревожно и непривычно. Надо бы отвернуться - не затем приехал, чтобы глазеть, - но Дино все смотрел. И Сквало вдруг тоже замер, перестал рыться в карманах, изучая хранившиеся там свидетельства чужой жизни, жизни Каваллоне. Надо было перестать смотреть и вместо этого что-нибудь сказать, что-то такое, что расставило бы все по своим местам. Но первым заговорил Сквало. И заговорил о неудобном - но чего от него можно было ожидать? - Что уставился? Влюбился? - и ухмылка, наглая, обещающая и опасная, поползла по его губам. По холодным, как у рыбы, губам. - Не влюбился, - собственный голос показался чужим. - Полюбил. Протянув руку, Дино расстегнул на плаще пуговицу, за ней - еще одну, и прикоснулся ладонью к успевшей согреться коже. Сквало облизнул губы - не сексуально, скорее, нервно, и прошептал: - Ты чего? Дино глянул по сторонам - пусто, из свидетелей только порубленный в кашу мертвец под деревом, и опустился на колени. Развел в стороны полы плаща, погладил вздрогнувшие бедра. Поцеловал - в твердую худую коленку. - Эй, Пони, - заговорил Сквало, - эй... Дино! Встало у него сразу - стоило провести кончиком языка по члену, поиграть с яичками, поджавшимися от первого же прикосновения, прижаться губами к головке. Как слепец, зашарил он в воздухе рукой, и, наткнувшись на голову Дино, запустил пальцы в ему волосы. - Что ж ты творишь, Пони, я сейчас... "Сейчас" наступило через несколько ударов сердца и через столько же движений - вверх-вниз, - по стволу. Дино проглотил все - и посмотрел вверх. - Что ты со мной сделал, - сказал Сквало, низким, хриплым голосом, в котором слышалось что-то новое - и непонятное. Схватил Дино за плечи, вздернул вверх, к себе, к своим губам и поцелуям, обнял - и отодвинулся, только когда в легких закончился воздух. - Ну что, Пони, поехали? Кстати, купи мне по дороге хоть поленты кусок, что ли. Жрать охота, - и хищно, по-акульи, оскалился.
Не успеешь оглянуться, а ремень уж соски подпирает
Пишет Гость:
16.06.2014 в 02:07
без ключа, джен, мукуро, мм, вендикаре, слил концовку, ушел спать 326 словПобег Мукуро считал не проблемой. Мафия любила пафосные страшилки: клятвы на иконах, головы в коробках, загадочная тюрьма с безликими сторожами. Суеверные слабаки, никто из них не протянул бы в лаборатории и месяца. Проблемой было не сбежать, а сбежать всем вместе, мысль оставить друзей здесь он удавил с отчаянной жестокостью. Находиться в запертом помещении без Кена и Чикусы было некомфортно, оживали детские привычки. Трудно сконцентрироваться на плане, когда постоянно прислушиваешься к шагам снаружи и смотришь на дверь. На то чтобы выйти из камеры у него ушло четыре часа, пламя здесь подавляли на совесть. Без Путей мог бы и не справиться, хотя репутация Вендикаре все равно неоправданно раздута, думал Мукуро, двигаясь по неестественно тихим коридорам с рядами одинаковых дверей. Он набросил на себя иллюзию, сливающуюся с окружением, это должно обмануть камеры, а может быть и охранников, хотя их внешний вид внушал опасения, что они не пользуются нормальными органами чувств. Насчет Чикусы у него идей не было, а Кена можно сразу искать в карцере, если они здесь есть. План не из лучших, но импровизацию Мукуро считал своей сильнейшей стороной. Осталось выяснить где этот карцер находится. Он затормозил перед первой дверью, отличающейся от остальных. За ней могла оказаться кладовка, запасной выход, комната охраны или его цель, в любом случае стоило с чего-то начать. Про женские камеры он как-то не подумал. Красивая рыжая девчонка тяжело моргнула, хотя дверь он открыл абсолютно бесшумно. Пустые спросонья глаза уставились прямо на него, будто никакого покрова не было. Мукуро на пробу сделал шаг влево, ее взгляд последовал за ним. - Твоя иллюзия страшно скрипит, - хрипло сказала девчонка, поднимаясь на кровати. Босые ноги шлепнули по стерильному полу, вызывая ненужный укол дежавю. Потом Мукуро уверит себя, что продумал все еще тогда: и полезного сообщника, знающего расположение камер, и заткнуть рот свидетельнице своих похождений, и много чего еще. На самом деле, знания и умения ММ ничего не решали, Мукуро так и не смог перерасти желания спасти всех детей из той, первой, давно разрушенной лаборатории. Но он старался.